Из книги «Три тополи»
Баллады, притчи
Старик
(баллада-притча)
О, как весной земной простор
прекрасен и велик!..
В глухом селенье, среди гор,
с младенцем жил старик.
Заботой сына окружив,
кряхтел день ото дня:
– О, как я счастлив, что я жив,
что, Бог, хранишь меня.
Чтоб сын мой не был сиротой, –
ты мне благоволи:
в юдоли грешной и святой
мой срок земной продли.
Прошли года…
Сын взрослым стал,
но не унять тревог.
Старик опять запричитал:
– Продли срок жизни, Бог.
Как одинок мой сын, взгляни,
как не везёт ему.
Когда минут лихие дни, –
как должно смерть приму.
Прошли года…
И сын давно отмечен сединой.
Старик стенает всё одно:
– Бог, сжалься надо мной.
Окрепнуть сыну духом дай,
дай мудрости ему.
Тогда и ад, как благо, знай,
я с радостью приму.
Прошли года…
И вот зимой
сын, простудившись, слёг.
Старик отчаялся:
– Бог мой!
Дай сил исполнить долг:
за сыном правильный уход
в леченье должен быть.
Позволь, Господь, хотя бы год,
мне на земле пожить.
Прошли года…
И древний дед
от горьких слёз ослеп.
Он, проклиная белый свет,
вошёл в семейный склеп
и взвыл:
– Страшнее кары нет –
о, всемогущий Боже, –
отнять того, кто столько лет
был жизни мне дороже!..
Три тополи*
(дума)
Светлой памяти
моей бабушки Александры
Край дороги три тополи
рядышком стояли,
где ветра клубились в поле
и слезились дали.
Где густые до опушки
простирались травы,
с узелком в руке старушка
шла до переправы.
Вдалеке блестела речка
под горой, за яром…
Вдруг споткнулась и сердечко
ёкнуло у старой.
– Три тополи… – прошептала,
кинулась навстречу,
под тополями упала,
содрогались плечи.
Зарыдала горько-горько:
– Милые, простите…
Нахлебавшись жизни горькой,
крепко, детки, спите…
И припомнилось старушке:
степи, юг и голод,
полусгнившая избушка
и промозглый холод.
Силы раннею весною
в слабом теле тают.
Дети тянутся гурьбою –
хлеба не хватает.
Повсеместно в тридцать третьем
обнищали люди.
Разве дни и ночи эти
сердце позабудет?
Люди серыми тенями
по селу бродили.
Умиравших в общей яме
тут же хоронили.
– Три цветочка… Три росинки…
Доченьки… – и боле
не сказать – текут слезинки,
орошают поле.
Помню землю раскопала,
молча хоронила.
Как три деревца сажала,
так белугой выла.
Очерствев душой, повсюду
воровала что-то.
Помню, как ловили люди,
бил жестоко кто-то.
А затем в Сибири белой
каторга-неволя.
Силы разума и тела
высосала доля.
Посерела-постарела,
воя на чужбине,
и от горя онемела
за тайгою синей.
Десять лет… Да разве десять?
Может сто и боле, –
на год старились за месяц
люди в злой неволе.
Зачитали по бумаге:
мол, тебя простили…
Хлеба продали в продмаге,
к ночи отпустили.
В товарняк пустой подсела,
спряталась украдкой.
Боязливо три недели
ехала с оглядкой.
И вот здесь, где три тополи
жмутся дружка к дружке,
вдруг затихла в чистом поле
на земле старушка.
А старушке той, лет тридцать –
тридцать пять, не боле.
Надо же беде случиться
там, где три тополи…
Тополя* – на украинском языке это слово имеет женский род.