Ты можешь говорить со мной на разных языках,
Желать дождливого (читай - прекраснейшего) утра,
К спокойному существованью тихо привыкать,
Без блеска, пафоса и перламутра…
Ты можешь вслух читать бездарные стихи,
Уместно поправлять мои – не лучше, кстати, тоже,
Их избавлять от слез - сентиментальной шелухи:
Чем больше сырости, тем ты к ним строже.
Ты можешь забывать значительные даты,
По расписанию с небес спускаться вниз – на землю,
И утверждать, что люди поразительно крылаты,
Задушены, однако, лишь системой…
Но вряд ли сможешь, потеряв рассудка прочность,
Влюбиться в звучно-многословный шорох старой книги.
Понять потребность в сладком, первобытном одиночестве,
В кричащей тишине, в забвении и – nihil…