Мне на голову упало пианино.
Да-да, иногда случается и такое. Идёшь себе спокойно, никого не трогаешь и тут – БАЦ! – и всё. Только и остаётся, что считать разноцветные звёздочки и слушать звон в ушах, который постепенно начинает складываться в слова.
- Они там что, совсем с ума посходили?! – надрывался визгливый женский голос. – Позавчера телевизор выкинули, вчера – холодильник, сегодня – вот эту роялю...
- Вот-вот... – подтверждающе бубнил мужской.
- Такую дивчину загубили!.. – не унимался женский.
Открываю глаза. Необъятных размеров тётенька с тяжёлыми авоськами и ярко-малиновыми губами шарахается от меня в сторону.
- Батюшки-светы! Живая... Кто-нибудь, вызовите скорую! Не может быть!..
- ...Не может быть, - повторил седовласый доктор с добрыми глазами. – Ну, говори, где болит? И не вздумай притворяться, что ничего не почувствовала. Понимаешь – после такого обычно не живут...
Пожимаю плечами. Что я могла бы ему сказать? Я на самом деле ничего не почувствовала.
- Ладно, - засмеялся доктор, - поехали в больницу. Там и решим, что с тобой делать...
... В карете скорой помощи мне вдруг показалось, что вокруг меня звучит музыка. Прислушиваюсь – Брамс. Poco allegretto из третьей симфонии. На какую-то долю секунды мелькнула мысль о том, что в последнее время музыкальные вкусы шофёров значительно улучшились, но сразу же после этого я провалилась в глубокий сон...
... В больнице я с первого дня стала чрезвычайно популярной особой. Где бы я ни появлялась, люди моментально прерывали свои разговоры и многозначительно переглядывались: мол, это та самая девочка, которая...
У меня не было ни сил, ни желания как-то изменить их мнение о себе. Я очень скоро поняла, что когда меня везли в больницу, ту музыку слушали не шофёры, её слышала только я одна. И она продолжала звучать. И днём и ночью, невыносимо прекрасная, она заполняла меня всю и не оставляла ни единой свободной клеточки, ни единой свободной минуты... И я привыкла к ней...
... Через неделю собрался консилиум. Мой лечащий врач сбивчиво читал результаты обследований.
- Это невероятно! – завершил он. – Никаких органических поврежлений. Девочка просто в рубашке родилась!..
- Спокойнее, коллега! – слегка остудил его пыл главврач. – Да, органики нет, но возможны функциональные нарушения. Я выпишу направление к психиатру...
... Психиатром оказалась суровая женщина сталинского типа. Она деловито перебирала бумажки на своём столе, когда я вошла, и, не глядя на меня, рявкнула:
- Фамилия!
Я назвалась.
- А, это ты! – с интересом воскликнула она, и колье, лежащее на её массивной груди почти горизонтально, зашевелилось. – Ну, садись, поговорим...
Она задавала много вопросов. По-видимому, мои ответы её удовлетворяли, потому что она то и дело кивала. Но не успела я порадоваться тому, что, наконец-то, сегодня окажусь дома, как она спросила:
- А как у тебя с личной жизнью?
- Чем-чем? – не поняла я.
- Ну...Есть у тебя человек, о котором ты постоянно думаешь? Которого не можешь забыть ни на минуту? – внезапно потянуло её на лирику.
Я задумалась, а потом протянула неуверенно:
- Возможно, Брамс...
- Он иностранец? – насторожилась психиатр.
- Немец, - повела я плечами.
- Так... – засуетилась она. – Когда виделись в последний раз?
- Он умер, - неопределённо сказала я.
На глазах психиатра выступили слёзы.
- Бедная девочка! – горячо прошептала она. – Ну, ничего, я положу тебя к себе в отделение. Всё будет хорошо! Ты скоро забудешь его. Отдохнёшь – и забудешь...
... Да, не думала я, что в расцвете лет моих мне суждено оказаться в дурдоме, но что тут поделаешь?
Приходили друзья. Смущённо протягивали прозрачные пакеты с неизменными апельсинами и напряжённо всматривались в моё лицо, так и не решаясь спросить: «Как ты?»
Нормально. Нормально. Нормально.
А Брамс всё звучал...
... А потом меня вызвали к начмеду. Несколько минут он молча изучал мою историю болезни. Закончив, снял очки и пристально посмотрел на меня:
- Музыку слышишь?
- Недавно услышала... Может, месяц назад...
- Только месяц?.. – расстроганно произнёс он. – И как же ты жила до этого? – и тон его внезапно снова стал деловитым, - Сегодня пойдёшь домой. Нечего здесь койко-место занимать...
... Я шла по улице и жмурилась от яркого солнца. Услышав неожиданное фортепиано из раскрытого окна, я сама не заметила, как оказалась у самой стены дома, рискуя вновь получить чем-нибудь тяжёлым по голове. Придя в себя, я засмеялась и подумала о том, что как хорошо, что наконец-то пришла весна. И ещё о том, какую притягательную силу имеют раскрытые окна, особенно если из них доносятся звуки музыки.