"Я позову тебя тихо, но ты услышишь,
Я уведу тебя к тропам морских равнин.
Я покажу тебе остров, где в тёмной нише
Старик седовласый стоял день и ночь один.
Взгляд его был подёрнут суровой дымкой,
На поясе трубка, нож и кукан с треской.
Рядом – бутыль с избитой волной волынкой.
Сковано сердце его ледяной тоской...
Дань Посейдону выплатил он крутую:
Судно его и друзья – на песчаном дне.
Образ семьи в усталом мозгу рисуя,
Долгие годы рвался к родной земле..."
Эту балладу мне напевала в детстве,
Неторопливо качая кроватку, мать.
И понимал я в то время, сжимая крестик:
Отцу моему настала пора уплывать.
Крепкий табак, смешинка в зелёном взоре,
Сила, любовь и тепло загорелых рук.
Домом вторым для него оставалось море,
Он для меня был храбрее, чем Поло и Кук.
Я уходил вместе с ним в манящие дали,
Мы побеждали чудовищ и прятали клад;
Помню – бежал на причал сквозь завесу хмари...
Папа из плавания не вернулся назад.
Рёв кашалота, скрежет, колючая морось...
Был он отважный, честный и добрый моряк...
Дома теперь я слышу лишь собственный голос,
А по ночам только мерный холодный «тик-так».
Я засыпаю под утро. Боюсь проснуться:
Мне представляются парус, гарпун, треска.
Вижу так ярко, будто могу прикоснуться...
И тянется вширь леденящая кровь тоска.