В предыдущей статье я цитировал заявления Кондолизы Райс и Джорджа Буша, сделанные летом–осенью 2005 г., о решении Америки предоставить в странах Ближнего Востока свободу «тяжелой работе» демократии. И ради этого оказывать поддержку диссидентам как будущим политическим лидерам наций. Уже тогда многие эксперты отметили, что «либерально-демократическая» лексика этих заявлений походила на тезисы вроде бы отвергнутого концепта Фукуямы о «конце истории».
Но еще более явно эта лексика адресовалась к такому подходу к обеспечению глобальной мощи США, который получил наименование «мягкой силы» (softpower). Этот концепт еще в 1990 году заявил в книге «Пределы лидерства: изменение природы американской мощи» («Bound to Lead: The Changing Nature of American Power») Джозеф Най – профессор Гарварда, бывший глава Национального разведсовета США и бывший заместитель министра обороны США.
Наиболее развернуто Най представил свой концепт в изданной в 2004 г. книге «SoftPower: TheMeanstoSuccessinWorldPolitics» (в русском переводе 2006 г. «Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике»).
Как отмечают многие аналитики, в этих книгах Най фактически «творчески переработал» концепт культурно-идеологической гегемонии из «Тюремных тетрадей» итальянского философа-коммуниста Антонио Грамши. Но если Грамши, создавая свой концепт, думал о том, как нужно побеждать все более изощренную машину доминирования буржуазного государства, то Най занялся приспособлением этого концепта к целям глобального доминирования США.
Суть «мягкой силы» Най формулирует следующим образом: заставить объекты доминирования «хотеть того, чего хотите вы». А дальше разъясняет эту идею. Нужно, чтобы широкие массы в странах-объектах доминирования США захотели кока-колы и ярких шмоток, красивых машин и уютных коттеджей, американской поп-культуры, голливудских блокбастеров и «навороченных» компьютеров и... и... и многого другого.
А одновременно нужно, чтобы широкие массы в странах-объектах доминирования решили, что все это потребительское изобилие обеспечивают либеральная экономика и многопартийная демократия, максимальная свобода и максимальные права каждого человека, а также широкий плюрализм индивидуальных ценностей. И захотели такой государственной системы, которая создаст перечисленное потребительское изобилие для каждого. И решили, что Америка будет изо всех сил стараться им в этом помочь. Ведь помогла же она после Второй мировой войны Германии (планом Маршалла) и Японии (планом Макартура) – и вон, как все стало замечательно в Германии и Японии! И коттеджи, и машины, и шмотки, и компьютеры...
Похоже на Фукуяму, правда? Но не совсем. Если Фукуяма подчеркнуто философичен, твердит о «конце истории» и не слишком обращает внимание на «частности», то Най максимально технологичен. И именно в силу технологичности его концепт стал эффективным оружием. Именно по Наю (хотя при этом говорили в основном о Фукуяме) строился тот манкий образ «светлого демократического рыночного будущего», который нам предъявили в качестве образца на рубеже 90-х годов ХХ века. И который нам «впаривают» все постсоветское двадцатилетие!
А что нужно, чтобы такой манящий образец «впарить», причем максимально широко и убедительно? Нужна, прежде всего, мощная и именно глобальная информационно-пропагандистская машина.
Такую машину США создавали много десятилетий. Сначала – для удержания пропагандистского преимущества в холодной войне. Затем – для подавления всех идеологических альтернатив и реализации концепта «мягкой силы». Информационно-пропагандистская инфраструктура в виде крупнейших информагентств, киноиндустрии, сети телеканалов и радиостанций, печатной прессы, а далее еще и интернета, – готовилась, совершенствовалась и активно насыщалась тем как бы информационным, но одновременно отчетливо пропагандистским содержанием, которое обеспечивало работу концепта «мягкой силы».
Однако в первое пятилетие XXIвека, на фоне объявленной «войны цивилизаций» концепт «мягкой силы» отошел на второй план. И лишь в момент, когда концепт Хантингтона стал очевидным образом проваливаться в Афганистане и в Ираке, США вернули приоритет концепту Ная.
В августе 2005 года многолетняя близкая соратница президента Буша-младшего Карен Хьюз была назначена заместителям госсекретаря США по публичной дипломатии. Через месяц Хьюз заявила: «Мы должны разработать конкретную национальную стратегию по ведению и одержанию победы в мировой войне идей…».
В 2006 году Джордж Буш поручил Карен Хьюз возглавить новый Координационный комитет стратегических коммуникаций и публичной дипломатии (SCPDCC) – «межведомственную группу по войне идей, основными участниками которой являются Госдепартамент, Агентство США по международному развитию, Министерство обороны и разведывательное сообщество».
А в июне 2007 года SCPDCCпредставил обществу «Национальную стратегию США в сфере публичной дипломатии и стратегических коммуникаций» с главными целями: «пропагандировать стремление США к свободе, защите прав человека, человеческого достоинства и равенства всех перед законом, находить во всем мире людей, которые разделяют эти идеалы, поддерживать тех, кто борется за свободу и демократию, противодействовать тем, кто распространяет идеологию ненависти и угнетения». А для этого – развернуть во всем мире активную работу с «группами влияния»(политики, общественные деятели, религиозные и другие авторитетные лидеры, журналисты) и «уязвимыми группами населения» (молодежь, женщины, национальные, религиозные и иные меньшинства).
К началу 2008 г. Хьюз на посту зама госсекретаря по публичной дипломатии и главы SCPDCCсменил бывший главред и издатель WashingtonPostДжеймс Глассман. Который резко усилил деятельность этого комитета, уделил особое внимание использованию для ее целей интернета (включая социальные сети Facebook и Twitter),и создал при Госдепе специальную «Команду по цифровым внешним контактам» для работы в неамериканских сегментах интернета.
Глассман откровенно заявил: «Мы действуем в качестве посредника для ускорения использования – иностранными гражданами, а не правительствами – одних и тех же методов, чтобы построить движения против насилия в других странах…». Конечно, он при этом лукавил. Было совершенно ясно, что только «цифровые контакты» заявленную задачу не решат. И не случайно Глассман проговорился о «движениях против насилия».
Еще в 1973 году профессор Гарварда Джин Шарп написал книгу «198 методов ненасильственных действий» («198 Methods of Nonviolent Action»), в которой развивал теорию и практику так называемой ненасильственной политической борьбы (сокращенно НПБ).
В 1983 г. Шарп создал в Бостоне для развития методов НПБ Институт Альберта Эйнштейна (Эйнштейн якобы – символ идеологии ненасилия для западного мира) и начал собирать соратников. Среди них оказались доктор Питер Аккерман изУниверситета Тафта в Бостоне, Джек Дюваль, один из соавторов книги «Более мощная сила: век ненасильственных конфликтов»,помощник и соавтор Шарпа по ряду работ полковник Роберт Хэлви и многие другие.
Некоторые эксперты считают, что истоки концепта НПБ лежат в работах социальных психологов из ЦРУ и британского «Тавистокского института человеческих отношений»в сфереисследований группового и организационного поведения (включая «эффекты толпы»), проводимых с начала 50-х годов ХХ века в рамках холодной войны. И что первым их опробованием на практике стали эксцессы между полицией и «идущей вразнос» молодежью на крупных рок-фестивалях, а также дестабилизация власти президента де Голля во Франции «студенческой революцией» 1968 г., которая инициировалась и управлялась сотрудниками американских и британских спецслужб через университетские кампусы.
Так это или не так – не столь важно. Важно то, что в начале–середине 70-х годов уже появилась хорошо разработанная технология политической дестабилизации общества и государства при помощи НПБ.
Согласно Шарпу, базовые принципы НПБ следующие:
Сила государства основана на сотрудничестве с населением и его послушании.
Если граждане прекращают взаимодействие с режимом, то он быстро теряет опоры, на которых держится.
Шарп подчеркивает, что у власти есть две главные опоры:
– авторитет;
– убежденность общества в том, что власть превосходит общество во всех «ключевых» ресурсах.
Соответственно, стратегия НПБ направлена на то, чтобы подрывать авторитет власти и блокировать ее основные ресурсы.
Блокировать ресурсы человеческие (массы и группы, готовые подчиняться и содействовать власти), ресурсы интеллектуальные (помогающие власти принимать правильные решения), ресурсы психологические (массовые стереотипы властно-государственной лояльности), ресурсы материальные (контроль власти над хозяйственной и финансовой сферой, инфраструктурой, транспортом, связью), ресурсы силовые (позволяющие власти реализовать нужные санкции в отношении ее противников).
При этом Шарп подчеркивает, что самая эффективная фаза применения технологий НПБ – та, когда власть находится в состоянии неопределенности (это, прежде всего, выборный цикл). А необходимое условие – мобилизация на уличные акции НПБ крупных масс населения, способных парализовать жизнеобеспечивающую инфраструктуру (транспорт, связь, доставка продовольствия, уборка мусора и т.д.) столицы.
Вокруг концепта Шарпа выросла сеть организаций, развивающих и применяющих идеи НПБ. В их числе основанный Аккерманом «Международныйцентр по ненасильственным конфликтам», Институт Флетчера в Массачусетсе, который проводит летние «школы» по теории и практике НПБ для членов неправительственных организаций и молодых политиков, а также созданный в 2003 г. в Белграде Срджем Поповичем «Центр прикладных ненасильственных акций и стратегий» (CANVАS).
CANVАS, используя идеи НПБ, обучает активистов для практической работы (читай – реализации так называемых цветных революций) в различных странах мира, и ведет координацию их действий (включая вполне насильственные действия) в этих «цветных революциях». Эксперты утверждают, что CANVАS за годы своей работы подготовил многие сотни высококвалифицированных специалистов по «цветным революциям» из более чем 50 стран мира – от Украины до Зимбабве и от Китая до России.
Сеть центров НПБ поддерживают Национальный демократический институт США (глава – бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт), неправительственная организация «Фридом Хаус», несколько «мозговых центров» демократов и республиканцев, а также тот комитет SCPDCCпри Госдепе, который занимается продвижением «мягкой силы» по Наю.
Таким образом, политическая «раскачка» и дестабилизация стран и регионов, в которых должно утверждаться доминирование США, идет одновременно и «мягкой силой» глобальной пропаганды («они должны захотеть того, чего хотим мы»), и далеко не мягкой силой местных активистов НПБ (уже сильно захотевших того, чего хочет Америка), подготовленных по методикам Шарпа и его учеников.
Именно этот комплекс воздействий применялся в таких событиях глобального значения, как «бархатные революции» в Чехословакии и других странах Восточной Европы (1989 г.), «Бульдозерная революция» в Югославии (2000 г.), «Революция роз» в Грузии (2003 г.), «Оранжево-апельсиновая революция» на Украине (2004 г.), «Тюльпановая революция» в Киргизии и «Кедровая революция» в Ливане (2005 г.), «Революция цветов» в Молдавии (2009 г.), повторная «Дынная революция» в Киргизии (2010 г.). Крупных «проколов» в этой серии «спецреволюций» было немного: неуспех «Васильковой революции» в Белоруссии (2006 г.), «Революции цветов» в Армении (2008 г.) и «Фиалковой революции» в Иране (2009 г.).
А в 2011 г., попытки инициирования цветных революций приобрели – в ходе «арабской весны» – невиданный «конвейерный» темп и размах: Тунис, Египет, Ливия, Сирия и «далее везде». И завершились попыткой – пока неудачной – «Снежной революции» в России.
Однако ясно, что эти процессы глобальной политической дестабилизации по Наю–Шарпу не самоцель. И что за ними (и над ними) должно стоять другое, более, так сказать, «ядреное», концептуальное содержание.
Об этом – в следующей статье.