Когда хлынет январь из распахнутых глаз в бесконечность,
в устье ночи польются снега, занесут колею,
по прожилкам дорог растечётся туманная млечность,
незнакомые люди займут моё место в строю
и заменят меня гуттаперчевой куклой тряпичной:
глазки-пуговки, рот - до ушей, тонкий голос – фальшив…
В тёмном доме, тайком ото всех, за стеною кирпичной,
даже память мою спрячут в складках тряпичной души.
Кукла хлеба попросит. Но знаешь, не хлебом единым…
Позабавь её ватное сердце в холщёвой груди:
стань ей рыцарем верным, защитником и господином.
А не можешь, хоть рядом побудь. Только не уходи…
Ничего настоящего нет в её кукольном мире.
Но она соблюдает все правила честной игры,
улыбаясь тиснёным обоям в холодной квартире,
когда ты, заскучав, убегаешь в другие миры.
Глазки-синие-пуговки смотрят без слёз, без обиды;
перламутровым блеском встречают и радость и боль;
а настанет апрель – из окна им откроются виды
на шальную весну и, быть может, на новую роль.
Есть надежда в цикличности жизни. Она - как рулетка
под рукой у крупье: ставки сделаны, шарик кружит…
Солнце входит в зенит. Тает снег. Гнётся мокрая ветка.
Отогревшись, душа себе новую жизнь ворожит.