А ты знаешь, как ветер свистит за стеной,
и как щерится небо проколами звёзд?
Я, как каждый на севере, болен весной.
Это время, когда всё пускается в рост.
И глухая депрессия зимней тоски
вдруг взрывается острой весенней бедой.
Сердце бьётся в виски, сердце рвётся в куски.
Кровью переполняясь, как талой водой.
Среди сырости старых кварталов, где грипп
косит целые семьи, как прежде чума,
по весенней мокрети шатаясь, охрип
и, должно быть, сошёл понемногу с ума,
потому что зачем было б иначе мне,
запрокинув лицо к резкой сини небес,
закружиться и аж прислониться к стене,
чтобы пляшущий город совсем не исчез.
А зелёная дымка всё гуще дымит
по ещё оголённым скелетам ветвей.
Но уже исчерпала свой зимний лимит
нагота клёнов, ясеней и тополей.
И густеют проплешины синих теней
на непыльном ещё тротуаре аллей.
Я ступаю, и липнет к подошве моей
молодой тополиный оранжевый клей.
Льда последние глыбы сплавляют в закат -
закачается яхта на новой волне.
Время сумерек долгих и звонких цикад
Подберётся опять тихой сапой ко мне.
А потом незаметно начнётся опять
это перетекание вечера в ночь.
И начнут свои листья деревья ронять,
как и в прошлом году, и в запрошлом - точь-в-точь.