Я городской.
Окраинный.
И всё же,
с годами ясная тоска
по дому дедову
в глухой деревне,
где был однажды
на излёте младенчества,
а – главное – по земле-землице,
по Матери-сырой земле,
со временем всё резче,
всё призывней.
Ни ума,
ни мужества не достало мне,
погрязшему в городской интеллигентской суете,
для того,
чтобы собрав нехитрую рухлядь,
да сынов,
укорениться где-нибудь в селе или в деревне.
Зловонной, прилипчивой грязью суеты
испачкаешь душу –
не отмоешься
и не отмолишь…
Грязь и пыль просёлков,
огорода,
хлева
и не грязь вовсе,
а просто сама земля
в различной своей ипостаси.
Она легко смывается в речке-озере,
водой из ковша,
поливаемой любимыми руками
и, конечно же, - в бане.
В бане по-чёрному - побелеешь ты телом
и душой расположишься к Богу.
Годы остатние умаляются –
тяга к земле,
то есть - в землю -
усиливается.
И сладостно,
мнится,
в земле упокоиться,
да вот незадача –
страшит крематорий.
И слово-то мерзкое,
и действо – не русское...
Упокой Господи,
тело моё
в лоне Земном.
Не отторгни мой грешный прах,
Мать-сыра Земля.