1.Первоначало
Как цвет черемуховой грозди,
что просится наружу,
так из первоначала звезды,
большого взрыва.Не нарушу...
Ведь в каждой почке - млечный космос,
выдавливыемый желаньем
преодолеть бесцветья косность,
чтоб стать цветенья оправданьем.
23. апрель 2010 г.
2.Сотворение.
Вода играет по кюветам в ответе за заветы льда,
и грезя грозами и летом, течёт куда-то не туда.
Торосов льдистых Нотр-Дамы. Красы весенней макияж.
И облака, как Бог с Адамом, на фреске Микельанджело.
Бурлят речушки поверх дамб пращёю на плече Давида
и всепрощение светлых дум – подобье нежности болида,
который синевой болит на каждой пяди трещин фрески,
а присмотреться - перелит в хрусталь Паоло и Франчески.
Так мрамор размягчив в стекло, по склону гонит ветер пряди
и налегает на весло, как Тициан в музее Прадо,
чтоб сделать жизни новый слепок, и смерть навек перебороть,
пусть даже на лесах ослеп, увлекшийся Буонаротти.
23., апрель, 2010 г.
3. Левитация
Акутагавы Рюноскэ две опушившиеся вербы
у перелеска на мыске, как бы свеченье новой веры,
и весь околок – светлый храм –полубуддийско-православный,
на хорах веток- Сим и Хам и плачь зигзицы Ярославны.
От белокаменных колонн, берестяные эти песни,
в венчанье царственных корон псаломно-неизбывной выси.
И грач-монах, чтоб наяву нам доказать наличье Бога,
вдруг левитирует – и звук его молитвы хрипл немного.
И Ангелы плакучих ив - в разливы инока Рублева
глядятся. Золотистый нимб сияет над крылом любого.
И небо , словно батискаф, на нас глядит в иллюминатор,
как мы с усердьем бодхисаттв, парим , как будто авиатор.
23. апрель.20010 г.
4.Божественное
Листок –по форме –материк, прожилки, как ручьи и реки.
О, как же надо натореть, чтоб опровергнуть смысл науки!
Край крылышка у мотылька-ну тот же край материка,
чья тут работала рука? Неужто это Ватика…
Кем всё-таки планеток чётки нанизаны на нить орбит?
Неужто же в бореньях с чёртом, перо гусиное скрипит?
Неужто- космонавт-монах и монастырь его - орбита?
И он там молится за нас, метеоритом недобитых?
Мы смотрим друг на друга с ним. О, как он мне необходим
в его нимбозном шлемофоне. На фоне инфузорий я –
прям ну обсерватория! А взять совсем иной масштаб-
и вот я слаб, как будто шваб, как учит нас история.
23 апрель. 2010 г.
5. Ката-строфическое
Ничего не оставлю на завтра, я и так уже весь опоздал,
говорят, что вчера динозавры не попали в аэровокзал.
Долбануло их метеоритом. Вот и всё.И прощай мезозой.
Даже не поболели плевритом вместе с очень большой стрекозой.
Нам нужны были аэрофлоты. Но курнул как-то трубку вулкан,
стал из третьих он первым пилотом и послал всех к позорным волкАм.
Вэлком. Вот вам отель –Недофорния. Вот вам бронтозавриха-зима.
Неужель в вертухаевой форме я, в Туруханске сошедший с ума?
Что мне делать с вулканами этими? С астероидами - табле…,
что нам Бог посылает - столетьями, на подобии ветров Рабле.
Чтобы враз излечить от клыкастости, чтобы снизить метаболизм,
чтобы снова не обрюхатели мы мезазойно-назойливым «измом»…
24. апрель. 2010 г.
6. Батальное
Весны лихая кинопроба. Как лошадь дохлая –сугроб.
О, битва рыцаря у гроба – и сколько тут ни кинопробь,
а все ж для остроты сюжета нужны ландскнехтовые ели,
и солнца щит, как бы прожектор, пока дрозды не подоспели.
И тракторист одонкихотел. И сеялка его – доспех.
Грачи по следу как пехота, чтоб тут же закрепить успех
сраженья радости с хандрою, коль обозначился прорыв,
и древоточец за корою пошевелился.И обрыв
реки , как ров, который мощным напором прорвалА вода
как бы молитвою всенощной , ну а без этого -беда.
Такое полотно батальное, в котором –стрелы-тальники,
лежит поверженной проталина, и ей подняться не с руки.
Ну а в другом-то павильоне шедевр снимает Эйнзенштейн,
на пролетарьев миллионы, как нехороший Франкенштейн
в доспехах мрачного тевтона, тонул среди обломков льда,
а Чингисхана бы потомок, топил его – и без труда.
Какое буйство половодья! В угодьях согр, собой прикрыв,
в угоду что ли воеводе? Иль партизанщины нарыв?
То не Дениска ли Давыдов между лосинами берез?
Он простоватится для вида, а в общем по–бретёрски борз.
По синим ментикам предлесья ив золотистые шнуры,
готовятся к атаке листья из-за холма , из-за горы.
Ещё чуть-чуть и в наступление пойдут сморчок и первоцвет,
вот это будет исступление, так - лишь Ослябя с Пересветом…
Да ведь и Санчо не ослаб, и облаком меж облаками
крушит копытами осла крушины камни великаньи.
Не с мельницами-ветряками, не с карликами – норовил!
В лаборатории с алхимиками Апрель ту кашу заварил.
И вот, хрустя по насту валенками, явился из других миров,
копьем ударил в лопасть ломкую – с размаху - бумс!- и будь здоров!
Как крик стрижей, звук междометий, как подмалёвочный акрил…
Старик заржавленный заметил – в микроб сходя –благословил.
25.апрель.2010 г.ночь уже.
7. Античное
За сараем сырая земля и сугроб, как скульптура античная,
начинаю, как Фидий, с нуля, с глыбы мрамора - дело привычное.
Как построить мне мой Парфенон? Все засыпано крошкой паросскою.
Откидаю – ка снег от колонн, отдохну на крыльце с папироскою.
Дам свободу ручью –это Тибр. Вот такая теперь теорема -
мы сюда – из прогорклых квартир, чтобы вроде Ромула и Рема
к отощавшей природе припасть, завоеванной нами, как даки,
что осталось нам-чтоб не пропасть, после столь изнурительной драки?
Вот из норки – на свет муравей – и, как эллин, – по греческой фене.
Тоже ведь сотворить норовит, храм богини - небесной Афины.
Я за заступ - а он - поперек. Здесь и форум его, и акрополь,
Ну а я то, мой гречески бог, думал это лишь грядка укропа!
Я другую начну чуть в сторонке для рассады садовой клубники,
лишь копну- и наткнусь на обломки погребенной под лавою Ники.
О природа, ты словно в Помпее, удобряешь живущих отжившими,
сон паслена иль клена пропеллер пробуждается в прахе слежавшемся.
Я закончу фасад и фронтоны, коптели, ступени, алтарь.
Кроны яблонь, как будто фонтаны, на смородине –струны кифар.
Стану Врубеля Паном, и в хоре с муравьями, жуками, травой,
заиграю на флейте для Хлои, волосатясь лесной головой.
25, апрель. 2010 г.
9. Дедуктивное
Вот эта льдина – линза Холмса, вода - дум дедуктивный ход.
Глядит со дна «Цыганка» Хальса. Она пропажа и находка.
Ведь холст был вырезан из рамы и вывезен невесть куда,
и вот из льда – подобья храма - его вдруг вымыла вода.
К чему реке такая кража, такая фона глубина?
Сквозь подмалевку макияжную никак не донырнуть до дна.
Вникать в игру блескучих глазок? Что может быть, скажите, хуже,
когда у галечника гладкого такое декольте из кружев?
Хруст битых стекол. Шпага ветки. Водоворт , как юбок взмах.
Здесь подрались из-за красотки. И пены- шум. И пробка, взмыв,
по небу –полиэтиленовой крылатой чайкой - и чулок
волны сползает и не лень его, тянуть, пока летит чирок.
Куда несет вот эту люстру? – подобие пчелиных сот.
Обыщется хитрюга Лейстрид, а не найдет таких красот.
Вот изумруды и брильянты, и ваз хрустальных хоровод,
так ледоход играет в фанты, хотя уже и староват.
Инфанта ты или царица, в короне самоцветных льдин,
быть может, это только снится, но я твой пылкий паладин!
Истает лед – сто лет как будто прошло, чтоб тут же позабыть...
Лишь неба голубой карбункул у селезня реки - в зобу.
26.апрель.2010 г.
10. Хмельное
Гуляют воды по оврагам, как будто бы во фляге брага,
овраг играет как гармонь - меха навыверт буераков,
и только «пуговки» затронь – начнется по деревне драка.
- Не торопи телегу, конь! Закончим антимонии,
ведь ходит солнце посолонь не для твоей симфонии!
Ты кучерявый гармонист. Я кучер , муж Любавы.
А ну –ко, брат, посторонись - оно не для забавы...
Такое чудное кино! В окно – к молодке томной,
как бы в бокал твоё вино – любовник вероломный.
Он как сиреневая ветвь та, что о раму шоркается,
какой ещё такой завет– за ситцевою шторкою
за ветром -парусом корветным надутой линзой выпуклой?
Вода бушует по кювету, как будто море вытекло.
Взгляни в подзорную трубу – вот берег с индианками!
И пальмы , словно бы табу –исподом наизнанку,
нас ждет тропических страстей неслыханная роскошь,
дочь Монтесумы на постель крадется, словно кошка.
Там в храмах идолы богов ночами оживают,
когда вода , как кровь с клыков, струится дождевая.
И если бросим якорь здесь, чтоб шлюпом в пляж уткнуться,
нас ждет неслыханная месть: нам больше не проснуться!
Нам не присесть уже к окну - с плетнем, гармонью, кипенью
черёмух, пенивших волну по повеленью шкипера.
Так сдвинь плотнее паруса линялой задергушечки,
веди в дремучие леса под палубные пушечки,
туда, где, словно Змий, лианы в объятьях полусонные,
сжимают гибкий стан Дианы - далекой Амазонии.
24-28. апрель 2010 г.