Легкое

Учитель Николай
  Странно, как чувствую сейчас дрожь, переживания, потайные речи рядом стоящих.
  Они кажутся мне снизу, с земли почти гигантскими на фоне звездного неба, припорошенного снежными лепестками северного сияния. Высокие, худые, стройные. Как инопланетяне, честное слово, зрящие в свою материнскую обитель. С надеждой на возвращение, а потому взволнованные; вместе, но и уединенные в сокровенном. И всё-таки захвачены одним.
  А вверху, в самом центре осветленного из глубокого космоса неба, – волшебный спрут, выбрасывающий то слева от нас, то справа щупальца. Они расправляются неспешно, как солнечные антенны межгалактического звездного «паруса».
  Машка счастливо скулит: м-м-м-м… Тани редкий догляд туда, к горнему… Женька – главным астронавтом, скрестившим возвышенно руки…. Тихое-тихое дыхание жены…
  Моя суетливая голова в пустых березах, вливших в себя устюжскую чернь, оживляемую искрами звезд. Время от времени и туда, в рощу, вплывают выбеленные холстины северного сияния. Расставить бы столы, разлить по стаканам эту небесную млечность, пропеть гимн нашей радостной вечере! И чтобы ни одного голоса не было слышно, а музыка звучала бы.
  От горизонта до горизонта тянутся барашки дымов, как от невиданного лайнера, беззвучно пересекшего небо. Кто-то их быстро полирует, истончает до тонкой однородной кальки. Мерцающих пластин становится всё больше и больше, и мы оказываемся в сказочном алтаре небесного храма. Не скажу, что он уютный, – завораживающий, влекущий, но холодноватый, с чужинкой: даже восторг наш не искупает громадности созерцаемого.
  Барабан пластин, сказочная юла космоса начинает раскручиваться. Нас накрывает, к нам спускается раструб волшебного цветка. Его белесые, чуть разбавленные розовым лепестки бережно прикрывают все видимые горизонты. Иногда в полотне лепестков, подвижных, ломких и нежных одновременно, проступает соль звёзд.
  Через полчаса юго-запад очищается первым, свет иссякает и проступает величественный Орион. Складываются игривые веера в звоннице цветка. Голубенькие маечки северного сияния, разбавленные чернилами горизонтов, дрожат еще некоторое время в березах…