"Теплом пахнуло; я еще не знал,
Что до Победы воевать три года.
Шла первая военная весна,
И оживала мёртвая природа.
Весенний и тлетворный дух витал
Над нашими окопами в апреле.
Сквозь ржавый покореженный металл
Цветочки мать-и-мачехи желтели.
Текли ручьи в землянки под горой,
Где сталью парк подстрижен под гребёнку.
А немец этой вешнею порой
Сидел сухой и сытый за Волхонкой.
Ничья земля... Ничья? Но дом родной
Вот там стоял, у церкви, на пригорке.
Жена в блокаде сдюжила зимой,
А сын не выжил... До чего же горько!
Со снайпером выслеживал врага,
И если не хватало мне снарядов,
Ему я эти цели предлагал,
Чтоб супостата приложил, как надо.
У немца в Царском множились кресты,
У нас на склоне встали обелиски...
От Пулковской изрытой высоты
Путь до Берлина предстоял неблизкий".