Перегоревшие лампочки, вылетевшие пробки,
солнечные лучи, сбитые средствами ПВО,
приколотыми по краям искусно неровной стопки
ненаписанных писем тому, кем ты не был о
том, кем ты никогда не станешь. Фитиль дрожит
в тесной лужице воска - узнаешь в нем бикфордов шнур,
но он гаснет без взрыва. Еще один ты прожит
и фон срастается с плотью своих фигур.
В темноте не найти пути, кроме как в себя,
а там черт сломит ногу, уязвленно ругнется матом,
мол, давай-ка уж сам. И насмешкой в глазу скребя,
оставит тебя наслаждаться скупым приватом
в исполненьи разнузданной памяти, чувств-имен
(безответно глухих, что не вслух, а глотком - в желудок,
взахлеб - прямо в легкие), путаницы времен,
языков, падежей в кольце вникудышных маршруток.
И раздетая тень обнимает, уютной женой,
шепчет в левое ухо телесно-знакомым, белым
шумом(голосом), ободренная тишиной,
расскажет тебе тебя, безвесным и пустотелым.
В темноте не ослепнешь от блещущих перспектив.
И себя узнаешь вернее, чем в отражении.
В глубь отсутствия света впившийся объектив
сомкнутых век - как конечное искажение.
бесцельные пальцы честно вспомнят чужое тепло,
обострившийся слух вернет тишине голоса -
так крошится реальность, неизбежно и тяжело,
стоит лишь на минуту закрыть глаза.