Он капканы стальные настраивал:
Что б на каждого, с норовом, свой.
Он мечтал о любви горностаевой,
Той, что белой лежит полосой.
И ловушки, охотник, с прилежностью,
Так по-хитрому ладил, поверь,
Что туда попадал с неизбежностью
Самый ловкий и опытный зверь
Жертве точку в судьбе, ставя выстрелом,
Он в глаза не боялся смотреть,
Не молился, как предки, неистово,
Чтоб его не увидела Смерть.
Только, вот ведь, в петлю одиночества
Угодила охотничья жизнь,
Что-то девки–невесты с отрочества
На «приманки» его не велись.
Все угрюмей, грубей и безжалостней
Пробегали и дни, и года,
Покосилась изба, скрылась в зарослях –
Без хозяйки не жизнь, а беда.
Кипа рухляди мягкой пылилась:
Что богатство? Богатство – вода.
Мать, покуда могла, измолилась,
Всё напрасно: видать – не судьба.
Но однажды в тайге необъезженной,
Там, где небо целует кедрач,
Только утро едва лишь забрезжило,
Вдруг послышался девичий плач.
Говорили потом: будто Дева Тайги,
В его хитрый попавши капкан,
Порешила, едва не лишившись ноги,
Взять выжлятника в «личный» урман.
Появилась. Видали… Хромала слегка,
Но красы несказанной она.
Ей достаточно стало простого кивка,
Чтобы дверь распахнулась сама.
И охотник спустился с родного крыльца,
Словно только что нюхал дурман,
Взявши за руку Деву, вот так, без венца,
Он ушел с ней в таежный туман.
… Тот, кто книжки читал, кто до сказок охоч
Тот простит мне дремучую речь:
Не скажу, чтоб так было, на деле, точь-в-точь –
Лишь «картинку» хотел я сберечь…