Стареет свет настольной лампы,
пожухлой выглядит зола,
потерты, выцветшие штампы
на голенище сапога,
и лай собак уже все тише
над дымкой сумрачных дорог,
но спит солдат он их не слышит,
свидетель этому клинок,
что в ножнах скрыт, устав от боя
в руках былого казака,
он предан был до крайней боли,
но не своей, а ворога.
В его мозолистой ладони,
в кровавой битве у реки,
не посрамил бойца погоны,
став продолжением руки.
В боях затуплен и заточен,
обласкан ветром во степи,
надежен был и был он прочен,
все остальное - пустяки.
И лишь одно его тревожит:
гордится правдой казака,
возьмет когда нибудь из ножен
другая - крепкая рука...