* * *
Маша Кохан на острове Гозо -
петербурженка с финнским сверчком.
Хан не выймет коханья занозы
из груди - ни крючком, ни смычком.
Не умерит отравы клавиром,
сколь бы клавиш ни нежил МоцАрт.
Над Мальтийским полуденным миром
крепнет солнцестоянья азарт.
Где Мария поёт "Калевалу"
сквозь цветные завесы судеб,
там я, дымный коваль коленвала,
добываю железом свой хлеб.
Но пишу я сверчку-одноверцу:
"Ты мне братец на все голоса!
У сестры твоей - певчее сердце
и лапландской царицы глаза."
Был мне знак, что на подвиг я годен,
что во мне - океан и земля,
что Мария - эмалевый орден
на шершавой груди корабля.
И от этой эмали-лазури,
от полярной любви ледяной -
расцветоют магнитные бури
над Лапландией и надо мной.
И бессрочно на острове Гозо
ты меня, беспорочная, ждёшь,
где сполна на Мальтийскую розу
нежной кожею сон твой похож.
В озареньях меж снами и явью
правят отзвуки, но не слова.
И, прильнув к лепестковой отраве,
повторяю я в счастье-бесславье:
"Острова, навсегда острова..."