Спорить с устоявшимися мнениями трудно, но возможно, если оперировать фактами… Но и вИдение этих фактов бывает разным, и тогда приходится опираться на авторитет лектора или учителя, если он завоеван.
Итак, иное об Онегине! Основание – текст Романа… Тут придется много цитировать. Беда, однако, в том, что Пушкин намеренно запутал читателя, начав с разухабистого монолога героя. А потом сразу же и усилил впечатление, написав: «Так думал молодой ПОВЕСА…» И вот эта характеристика намертво приклеилась к Онегину и к его автору. Даже Есенин повторил ее: «О, Александр, ты был повесой, Как я сегодня хулиган». Словом, мы с тобой одного поля ягодки…
Ну и на нашем сайте отношение к Поэту у многих примерно то же: поэт-повеса рисует автопортрет. А еще в советское время некто Альфред Барков из Киева вообще уверял, что роман написал сам Онегин, а Пушкин лишь присвоил его себе. Потому-то герой романа так неприглядно и выглядит…
Но обратимся к документам.
Итак, глава первая. Дается обширная история знакомства Пушкина с героем романа. И сказано во второй строфе: «Онегин, добрый мой приятель…» Нота бене: добрый приятель, а слово «приятель» от слов приятно, приять, то есть принимать.
Вот этот приятель родился на брегах Невы. Папаша его жил не по средствам, входил в долги, но три бала ежегодно давал-таки. Ну и «промотался наконец», как не очень вежливо о нем сказано в третьей строфе. Но судьба Онегина хранила. И судьба эта выступала в обличие евро-воспитателей: мадам, месье аббат, который откровенно развращал мальчика тем, что ничему его не учил и ничего от него не требовал. Так прошли детство и отрочество Евгения.
И вот настала юность.. И что привили европейцы этому русскому? Вот он острижен по последней евромоде, по-лондонски одет и выпущен в свет с необходимым минимумом достоинств: по-французски говорит, мазурку лихо танцует, кланяется изящно. «Чего же больше? Свет решил, что он умен и очень мил» (стф. 4)
Но отметим для начала, что французский он знает в совершенстве, а этим мог похвастать не каждый даже в свете, над чем смеялся еще Грибоедов в Горе от Ума. И еще (стф. 5), молодой герой может поддержать ЛЮБОЙ разговор. И не потому, что остроумен, а потому что НАЧИТАН. Он и молчать тоже умеет, когда надо. А это, извините, УМ. Да, ведь он же совершенно молод, а уже такие достоинства!
В шестой строфе сказано про латынь и подчеркнуто: «Он знал довольно по-латыне, чтоб эпигрАфы разбирать…» Отмечу, что этих эпиграфов «довольно» много, и чтобы их «разбирать», надо знать грамматику латинскую и иметь солидный запас слов. Значит, и тут Онегин образован весьма основательно, -- уж гораздо ощутимее, чем обитатели светских салонов. Учился, видать, все-таки и без учителей. И выходит, в охотку учился-то! Не по-светски, не по евро-стандартам.
Здесь же отмечено, что он хранил в памяти несметное число анекдотов – от Ромула до наших дней.. Для чего? Чтобы хвастать перед дамами? Конечно. Но тогда анекдотом считался не наш пошловатый и «юморной» анекдот, а просто некая история, тоже краткая, из прошлого. Так позднее преподавалась история мира в гимназиях, и гимназисты должны были знать тьму «анекдотов» из жизни полководцев и царей, которые и творили Историю.
И опять нешуточное образование! И это ЯВНО при великолепной памяти, даже незаурядной памяти, которая сохраняет всё. Значит, перед нами, как ни крути, человек НЕЗАУРЯДНЫЙ! Дурное воспитание его не испортило, и он легко противостоит евро-воздействиям на его душу.
В строфах 8 – 12-й подробно-таки сказано о самой главной науке для светского юноши – науке совращать дам и покорять их любовным мастерством – чему и учил Назон (Большеносый, - позвольте перевести, с намеком) в его «Науке любви»... Опять евро-насилие над русским юношей – «главная ценность» мужчины объявляется как истина. Ну и юноша пускается во все тяжкие…
Но этот период, как станет известно позднее, длился у Онегина очень и очень недолго, хотя никто его не принуждал менять свое отношение к светскому волокитству – он просто ПРЕСЫТИЛСЯ! А кто ныне из наших повес столь быстро пресыщается?! Почти никто, увы. Онегину же надоело это дело! Ибо прямо сказано (стф. 36 и далее):
Но был ли счастлив мой Евгений,
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
(Вот ведь счастье-то привалило этому шалопаю! – позавидует ныне любой молодой да ранний... А вот что сказано следом, 37-я стф):
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы недолго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели…
(друзей и дружбу надо бы поставить в кавычки, но Автор надеялся на понимание)
(стф 38)
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный Английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава богу,
Попробовать не захотел,
Но к жизни вовсе охладел…
Ни сплетни свете, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его…
Вот ведь как - человек все имеет, о чем только можно ныне мечтать: обеспечен, на пенсию не откладывает, красавицы ему шлют нескромные взгляды, картежники приглашают на бостон…. Сам молод, красив, умен – живи да радуйся! А Поэт почему-то говорит, что для Онегина все так серьезно, что хоть стреляйся. И что же тогда томит такого человека? Ответ-то простой: общественный строй!
И если не стреляться, то куда податься? Да на поиски таких же «хандрящих», как он. А кто в тогдашней России был таким же – будущие декабристы и их друзья! Да, те, кому давно претили крепостное барство, великовельможное отношение к «рабам», ибо многие побывали в европах и видели, как там живут эти «рабы».
А как же понимать то, с чего начинается роман: как повеса, шут и циник рассуждает, едучи к умирающему дяде? А так и понимать, что Пушкин отказался от прежнего романтизма и романтического отношения к миру и людям и вышел, - нет взлетел! - к новым высотам: Первым в мире стал Реалистом. Потому-то и шутит там, где романтики проливали слезы, и не поет гимны ,как они, но за шутливой формой кроет самое серьезное содержание – рассказывает, как новый русский мальчик растет и поднимается душой в противовес тянущей вниз светской культуре.
И лучшие друзья его не поняли, когда прочли первые главы, в которых не нашли ничего «возвышенного» и героического»…. И упрекали Поэта за отход от романтических идеалов… Но тот остался на новых позициях.
(Буду продолжать, ребятушки, раз уж взялся за гуж… А вы не фыркайте, ладно?)