В нашем саду возле дома росло двенадцать яблонь и много слив и вишен. Сад был заложен за год до моего рождения. Не знаю, сколько стоили тогда саженцы, посаженные папой и дедушкой, но дед к ним относился, как к семейному достоянию.
Нам с сестрой было строго заказано лазать по яблоням, дабы мы не поотламывали им сучки. Для нашего обезьянничания были выделены пять кленов, растущих вдоль забора. Но яблони своими удобными развилками манили, и дед, однажды застав меня за незаконной попыткой влезть на священное дерево, не позволял мне с тех пор и близко приближаться к стволам и трогать ветки.
Каждую весну, как только подсыхала земля, он обходил деревца с осмотром на предмет наличия у них бутонов. Я, важно заложив руки за спину, следовала за дедом. Дед осторожно наклонял ветки и озабоченно осматривал их, издали показывая и мне. А потом громко сокрушался, не обнаружив в очередной год бутонов, или с гордостью в обед рассказывал маме, что коричная яблоня и в этом году зацветет, а на антоновке он обнаружил впервые пять бутонов. Особенно деда беспокоила боровинка. Она вымахала ростом выше всех, но цвести упорно отказывалась. По отношению дедушки к такому положению дел, я понимала, что яблоня вела себя совершенно недостойно.
К ней на консилиум постоянно приглашались разные садоводы. Они с умным видом ходили вокруг яблони, копались рукой в земле возле ствола, а потом одни изрекали что-то типа:
-Пациент скорее жив,
а другие соответственно, что
-Пациент скорее мертв.
И вот однажды пришел какой-то совершенно крутой садовод и вынес вердикт:
-Яблоня закопана выше корневой шейки, поэтому не цветет и цвести не будет.
Почему-то в те далекие 60-е годы это было непорядком. Как это так, яблоня занимает место, а яблок нет? И при этом не важно, что остальные одиннадцать уже плодоносили, и все яблоки мы не съедали.
На один из дней была намечена операция "яблоня". Пришел тот самый садовод с помощником и инструментом. Дедушка суетился возле них. Я, же, предвкушая что-то необычное, вприпрыжку нарезала круги вокруг яблони. Наш пёс Кадо от вида такой картины исходил на яростный лай и громыхание лошадиной цепью, на которую был посажен. Под эту бравурную какофонию звуков, под мои возбужденные шаманские прыжки, под дедушкино беспокойное мельтешение крутым садоводом в стволе была просверлена насквозь дырка. В дырку вставили лом и, держась за его концы, начали выдергивать нерадивую яблоню из земли вверх, чтобы корневая шейка оказалась на положенной высоте. Потом дырка была замазана садовым варом, а троица села за стол отмечать удачное окончание операции. Хочу сказать, что плодоносить после этой процедуры бедолага начала лет через двадцать, когда вокруг нее радостно носился уже мой сын.
А через два месяца после операции к нам в гости приехал из Ногинска дедушкин сын - дядя Женя со своей семьей. Дядей Женей гордилось всё наше семейство, а дедушка особенно. Во время войны он был сначала механиком на аэродроме, потом летчиком, сбившем в воздушных боях несколько немецких самолетов. А после войны дядя Женя женился на тете Тамаре. Закончив скитания по военным городкам, они в конце концов осели на родине тети Тамары в подмосковном Ногинске.
Гости приехали днем, когда мама была на работе, а сестра в пионерском лагере. Поэтому гостей принимали мы с дедушкой. Дедушка предварительно нервно пытался пригладить рукой лохмы на моей голове, но так как они не приглаживались, надел мне на голову для пристойности берет. После чаепития все пошли в сад. Около той самой боровинки висел гамак. Гамаки в нашем саду были всегда. Они начались с маминого довоенного детства, когда у них на лето снимали часть дома дачники, у которых было это плетёное чудо. Маме чудо запало в душу, и с тех пор гамаки у нас не переводились. Когда я летом приезжала домой, ритуал бездумного покачивания в сетке и созерцания облаков над крышей дома соблюдался с наслаждением ежевечерне. И сейчас дом еще хранит где-то в чулане наш последний гамак.
И вот нас с моими кузинами для фотографирования на память засунули в этот гамак. Втроем мы не помещались, поэтому старшую Лену вытащили обратно и поставили сзади. Лене это не понравилось. Она стояла надутая и незаметно пинала нас с Людой коленом. Дядя Женя профессионально вскинул фотоаппарат, но никак не мог выбрать кадр - то надутая Лена в него не помещалась, то мешала ветка той самой боровинки. И тогда дедушка шустро сгонял в дом за ножницами.
-Какая ветка мешает? Эта? Или эта? Сейчас я их обрежу.
Тут надулась я. Еще только вчера я получила от деда по рукам за то, что всего лишь нагнула ветку, чтобы рассмотреть поближе гусеницу на листе, а сегодня он готов обрезать целые ветки ради фото. Даже в свои шесть лет я понимала нелепость и несправедливость дедушкиного порыва.
Так и запечатлел нас на долгую память дядя Женя - решительного дедушку с ножницами в руке, обиженных нас с Леной и безмятежную младшую сестричку Люду.
апрель 2015