Как рано человек начинает осознавать самого себя как человека? Наверное, это настолько индивидуально, что, может быть, и не отыскать в великом множестве вариантов двух одинаковых, при некоторой внешней схожести… Что в этом процессе без сомнения является для всех общим? Ответ вполне предсказуем и определёнен: детство! Но, что имеется ввиду под определением «детство»? Сколько это по времени: три года, пять, семь, а, может, десять лет? «Ну, это у кого как…» - слышу ваши ответы… Правильно! Никаких возражений, согласна! Вот лично у меня чёткая картинка появляется с того момента, когда мне исполнилось девять лет… Моя семья тогда жила в небольшом провинциальном, как опять стали говорить, городке по-над красавицей Окой – Белёве, куда перевели на новое место работы и, соответственно, жительства, папу. Железнодорожники часто вот так кочевали… У нас однокомнатная отдельная квартира. Для четверых человек (мама, папа и мы с братом) не то, чтобы хоромы, но жить можно… Из мебели: шифоньер, кровать родителей, раскладной диван для нас с братом, большой круглый стол… всё! Кровать родителей – запретная зона для детей… Но когда кто-то из нас заболевал, то было можно даже уснуть внутри её тёплого, пушисто-невесомого, как нам казалось, мира: перина, а сверху невероятно лёгкое ярко-зелёное атласное пуховое же одеяло! Блаженство! Так вот, вернёмся к самому началу… Я тогда болела и лежала на родительской кровати с укутанным в шерстяной шарф горлом и почему-то твердила про себя: «Запоминай: твоей маме двадцать девять лет!» А мама в это время сидела у меня в ногах, вышивала и пела какую-то протяжную украинскую народную песню… Она очень хорошо пела, даже со сцены в клубе железнодорожников во время каких-нибудь праздников! Вот, маме двадцать девять, а мне, стало быть, девять, поскольку родила она меня в двадцать лет… Помнится ли мне что-то более раннее? Да, но в виде каких-то разрозненных кадров «кинофильма», мельком и как бы больше ситуацию, но не себя…
А вот Михаил отчётливо помнил самого себя с четырёх лет… Удивительно? Нет! Просто это означает, что он вот именно таков, и для него это совершенно естественно, обычно!
Самые сильные впечатления того периода: мама! Невозможность пробыть без её нежности, без прикосновения к ней, без глотка тёплого, сладкого молока из её груди (Варвара кормила сына грудью до пяти лет!) и много ещё чего «без» так или иначе связанного опять же с нею, с мамой! Он интуитивно, неосознанно, как подсолнечник за солнышком, поворачивал своё смышленое слегка курносое личико в ту сторону, где в данный момент была она, начиная немедленно беспокоиться и возмущаться, если вдруг её там не оказывалось! Она не имела никакого права исчезать надолго из поля его зрения! Как только это случалось по той или иной причине, с ним начинало происходить вовсе невообразимое: из, в общем-то, спокойного и покладистого ребёнка, он тут же превращался в неуправляемую дикую стихию, успокоить которую могла лишь Таня, его старшая сестра, но не бабушка и даже не отец… Таня, как никто (кроме мамы, конечно) умела справляться с его дурным настроением, отодвигая возникшие детские тревоги, даже просто взглядом, улыбкой, тихим голосом: «Миш! Мама сейчас придёт! А пока, давай-ка я тебе почитаю!» И он, словно цыплёнок, бежал к сестре и мог часами слушать то, что она ему читала, сразу и почти дословно всё запоминая. Таня была почти на пять лет старше его. Очень спокойная и рассудительная девочка, она первой обратила внимание на то, что у маленького Миши просто феноменальная память: услыхав один раз, а в дальнейшем, прочитав, он этого уже не забывал, как обычно бывает с детьми, никогда!
Когда ему исполнилось три годочка, Танечка, ученица первого класса, стала делать домашние задания вместе с ним, обучая его тому, что слышала сама в классе! И ему это было интересно, не надоедало (!!!), он с нетерпением ждал её возвращения из школы, чтобы примостившись рядом за огромным обеденным столом, поскольку другого не было, внимательно слушать, запоминать и повторять, а в последствии, даже подсказывать ей! Миша очень быстро научился и читать, и писать, пусть и коряво, поскольку ручонка, конечно же, была ещё слаба для напряжённой работы с карандашом… Домашние подсмеивались: «Танюш! Ты хоть знаешь, что делаешь-то? Он же скоро лучше тебя учиться будет!» «А и пусть его! – улыбалась девочка – Мне не жалко!» Если бы они тогда знали, как близко были от того, что будет с его обучением далее по жизни! В три с половиной года Миша читал уже чуть ли не увереннее своей «учительницы»!
В 1932 году в октябре месяце Михаил стал учеником официально, что ли… Как это может быть, спросит меня кто-то из моих читателей, которые помнят о том, что он был рождён в октябре 1927 года? А вот так, отвечу я вам, наблюдательные и глубоко мною уважаемые господа и дамы! Да, да, да! Всё было именно так, потому, что утверждаю я это с его собственных слов, а не верить ему у меня в продолжении всей жизни не представлялось ни единого случая, поскольку Михаил мой родной отец… Это я для тех, кто ещё не догадался…
Итак, сентябрь 1932 года… Все ребята и девчонки исчезали на целый световой день из круга его общения, поскольку ему было совершенно не интересно общаться с ровесниками… Помаявшись с месяц, помыкавшись, Миша однажды увязался с теми, кто ходил в школу… Боялся ли он чего-то в школе как таковой? Да! Боялся, что его прогонят, скажут, что маленьким тут делать пока нечего… Но он рассчитывал на то, что учительница не догадается сколько ему лет, потому, что ростом обогнал уже многих ребят, которые были старше его даже на три года…
Конечно, он сел на одну парту с сестрой и, конечно, его сразу же заметила учительница: «Танечка! А что это за мальчик сегодня рядом с тобою?» «Прасковья Алексеевна! Это мой братишка… вот увязался с нами…» «Ну, хорошо! Дети, начнём наш урок! Все открыли свои буквари и тихо, про себя повторили домашнее задание, а ты, мальчик, иди сюда ко мне!» Миша встал и, не смущаясь, сделал так, как она сказала, подошёл к столу и молча, подняв голову, смотрел ей в лицо… «Как мама! – мелькнула у него мысль – Не прогонит, она добрая!» «Как тебя зовут?» «Миша! А тебя?» - тут же задал он вопрос. «Ко взрослым нужно обращаться на «вы», то есть ты должен был спросить: а вас? Понятно?» «А чего ж, понятно, чай, не дурак какой…» «Ну, вот и хорошо! Так как же ты должен был спросить? «Как вас зовут, правильно?» «Правильно, молодец! Так вот меня зовут Прасковья Алексеевна, запомнишь?» «А то! Уже!» «Замечательно! – снова улыбнулась она непосредственности ребёнка – А сколько тебе лет?» «С Михайлова дня пять исполнилось! Шестой пошёл!»
«Пять… - задумчиво протянула учительница – Рановато тебе ещё в школу-то ходить! Пару годочков бы ещё погулять, поиграть со сверстниками…» «А не хочу я… Я учиться люблю!» «Правда? А что же ты уже умеешь?» «А всё, что Танька, только ещё лучше – она забывает всё, а я никогда! Я всё помню!» «Вот оно что!» – вновь удивилась Прасковья Алексеевна и вдруг раскрыла букварь на одной из страниц, предложив ему прочитать, что он довольно-таки бойко и уверено исполнил. Класс смотрел на этот "экзамен" затаив дыхание и забыв про свои буквари...Тогда она раскрыла учебник чуть ли не на последней странице, но его и это не испугало! "Но, как же это может быть, ведь мы этого ещё не проходили?" - спросила она Мишу. "А я сам! Когда Тане учебник не нужен был, брал и разбирал!" Весьма озадаченная учительница решила проверить его в счёте по программе обучения сестры – никаких заминок или ошибок! Всё быстро и правильно. С таким явлением молодой учительнице ещё сталкиваться не приходилось… и она отослала его снова за парту к сестре со словами: «Хорошо, Миша! Присядь пока, но сиди молча, потому, что на уроках положено молчать, говорить разрешается только с позволения учителя, то есть меня, ты понимаешь о чём я тебе сейчас сказала?» «Да!» - кивнул головой мальчик и пошёл к сестре за парту…
Вот так Михаил стал учеником в пять лет, поскольку учительница пусть и не разрешила, но и не запретила ходить ему в школу, больше того, она однажды в конце учебного дня отправилась к его родителям домой и прямо с порога задала его маме вопрос: «Варвара Андреевна! Скажите мне пожалуйста, где бывает и чем занимается ваш Миша в течение дня?» Та от неожиданности в первый момент даже растерялась: «Где? Да здесь где-то, в деревне… Играет с ребятишками, наверное… Он, вообще-то, у нас очень самостоятельный и серьёзный парень!» «Вот с этим я не могу не согласиться, даже слишком серьёзный для его возраста… Но ваш ответ, уважаемая мама, не соответствует действительности! Ваш Мишенька уже почти месяц ходит в школу и я, как учитель начальных классов, проэкзаменовав его, по уровню имеющихся у него знаний должна была бы посадить его уже в третий, а не во второй класс, в котором учится ваша дочь, а теперь и сын… Но возраст… Миша очень способный к обучению мальчик! Но у него есть ещё, по крайней мере, два года в запасе, чтобы не попасть под закон об обязательном начальном образовании! Так что будем делать, Варвара Андреевна?» «А давайте спросим у него самого? Миш! Почему ты стал ходить в школу, а не остаёшься дома?» «Дома скучно, а в классе интересно! Мам! Попроси, чтобы меня не прогоняли, пожалуйста! Я буду стараться учиться лучше всех! Мам…» - умоляюще просил свою родительницу ребёнок, и мать только развела на это руками…
«Ну, в таком случае, вам нужно будет сшить ему сумку для книг и что-нибудь давать перекусить, а то Танечка делится с ним,и, как я понимаю, самой ей мало что остаётся…» А между собой взрослые решили так: пусть ходит, пока не надоело… Надоест – сам бросит, всё-таки слишком мал он для полноценного обучения и каждодневных занятий по нескольку часов в день плюс выполнение домашних заданий…
Но они обе ошибались на этот счёт: ему и не надоело, и он не перестал ходить в школу, а, наоборот, очень быстро стал первым по успеваемости в классе! Казалось, его пытливый ум, словно губка воду, легко впитывал в себя всё то новое, что узнавал на уроке, не забывая ничего из ранее узнанного, без какого-либо предварительного повторения! Но для самого Миши в том не было ничего особенного… Ему, наоборот, казалось странным то, когда кто-то не мог понять сразу что-то из школьного материала, запомнить то же стихотворение, например… Для него самого для этого достаточно было простого прочтения, чтобы потом помнить всю жизнь! Он не понимал, как можно не любить чтение?
Книги и музыка… Музыка в его голове звучала всегда… Под её напевное журчание так хорошо думалось, жилось, засыпалось… Первой заметила мама, что сын её порой говорил как-то нараспев и не отходил от деревенского гармониста на каких-то праздниках, пристально следя за его пальцами… А потом однажды увидела, как он на какой-то плоской дощечке нарисовал угольком точки и, нажимая на них пальчиками, что-то тихонечко «мурлыкал» себе под нос… «Мишань! А во что ты играешь?» - спросила она тогда. «На гармошке, или не видишь?» - ответил серьёзно ребёнок… «На гармошке?!» «Да! Во, как у дяди Вани!» В скором времени у сына появилась пусть и старенькая, видавшая виды, но всё-таки настоящая гармонь, с которой он бы и спать ложился, когда бы ему это позволили! Вот оно счастье-то, самое настоящее счастье! В восемь лет Михаил по слуху играл на вечёрках все те мелодии, которые были известны в здешней местности! Но иногда его музыкальный инструмент «пел» о чём-то таком, что было понятно только ему одному, но чего, не зная нотной грамоты, он записать не мог…
А ещё у Михаила была мечта! Увидев в букваре картинку, на которой был изображён паровоз, мальчишка буквально влюбился в него, раз и навсегда решив: «Вырасту и стану механиком!» Никаких сомнений, никаких шатаний из стороны в сторону (тем или тем)- механиком, однозначно! И вот в конце 1942 года, в разгар войны, после внезапной кончины отца, практически у него на руках, Миша ушёл пешком из родной деревни в Тулу осуществлять свою мечту!
Три вещи, три составляющих его интересов в жизни - книги, музыка и железная дорога – оставались с ним неизменно до самого конца…