Дома стоят, толпясь, как свора уличных зевак,
готовая накинуться снимать на телефоны.
Горит последний деревянный дом микрорайона -
триумф металла и стекла. Ну что ж. Да будет так.
Жила в нём пьющая семья - судьба предрешена
(уродливые пятна - косметолога отрада).
Пожар гудит, трещит и воет. Ночи тишина
поспешно прячется в безлюдье городского сада.
Оранжевые блики салютуют темноте.
Пожарные расчеты лезут выучено-бойко
на старый маленький чердак, и там, на высоте,
и как-то свысока ломают старую постройку.
Ударила в лицо огню шипящая струя.
Как выпущенный джин, поднялся пар. Вспотели окна.
И заворчала недовольно трезвая семья
о том, что видимость упала, стало неудобно...
Как в кинозале зрители, попкорна запася,
они глазели на пожар - не каждый день увидишь.
И словно скучненькая жизнь их оказалась вся,
как на ладони, на виду, где смотришь, но не видишь.
А между тем перегорела балка - и конец:
ввалилась крыша, как щека под сабельным ударом.
Урбан, танцуя на углях, как чей-то дикий жрец,
провозгласил в ночи победу нового над старым.
Без жертв - и слава богу. Закатали рукава,
и, прикурив от трупа по дежурной сигаретке,
пожарные последние чадящие дрова
залили и уехали. Соседи и соседки
отправились домой, ворча, что вот, пропал весь сон,
и было зрелище недлинным и неинтересным.
Последний деревянный дом на весь микрорайон
сгорел, сгорел до тла в огне причины неизвестной.
Причины не могло не быть, но нет, она не в том,
что пьяницы, заснув, в постель роняли папиросы.
Каменнорогий зверь уран прилёг, забывшись сном,
на крыше одного из белокаменных утёсов.