ОТРИФМОВАННОЕ РОБЕРТА ИМЯ
Говорил Вацетис строго.
Носишь имя иностранное.
Итальянского, английского бога.
На земле, московской, просто странное.
Ты же не Кеннеди и не Лоретти.
Родион и Роман ведь лучше.
Избавляйся от вражьей сети.
Поменяй имя, выбери случай.
Я не стану спорить с предками.
Коммунистами по кровям.
Модно было давать тогда деткам
Имя Роберт, как гордым коням.
Приезжал в морозы сибирские
В Косиху могучий латыш.
Роберт Эйхе. Обрезы кулацкие
Угрожали ему - шалишь!
Со спины подстрелен пулей братской.
Тайну смерть его ты таишь.
Я скажу, "Спасибо", родителям
За своё нерусское имя.
Я стихи сложу очень бдительно.
Чтоб меня не покрыли ими.
Примечание,
Рождественский Р.И.
"Стихи о моем имени
Ояру Вациетису
Мне говорят:
«Послушайте,
упрямиться чего вам?
Пришла пора исправить ошибки отцов.
Перемените имя.
Станьте Родионом.
Или же Романом, в конце концов…»
Мне это повторяют…
А у меня на родине
в начале тридцатых
в круговерти дней
партийные родители
называли Робертами
спеленатых,
розовых,
орущих парней…
Кулацкие обрезы ухали страшно.
Кружилась над Алтаем рыжая листва…
Мне шепчут:
«Имя Роберт
пахнет иностранщиной…»
А я усмехаюсь на эти слова.
Припомнитесь, тридцатые!
Вернись, тугое эхо!
Над миром неустроенным громыхни опять.
Я скажу о Роберте,
о Роберте Эйхе!
В честь его
стоило детей называть!
Я скажу об Эйхе.
Я верю: мне знаком он —
большой,
неторопливый, как река Иртыш…
Приезжал в Косиху секретарь крайкома.
Веселый человечище.
Могучий латыш.
Он приезжал в морозы,
по-сибирски лютые,
своей несокрушимостью
недругов разя.
Не пахло иностранщиной!
Пахло
Революцией!
И были у Революции
ясные глаза…
А годы над страною летели громадно.
На почерневших реках
дождь проступал,
как сырь…"