Ермак. Легенда о сибирском конквистадоре 1

Юрий Николаевич Горбачев 2
                Памяти Валентина Распутина

     «Я конквистадор в панцире железном…»
   ( Николай Гумилёв)
   
  Современник  Писарро и  Дрейка, спустя пять десятков лет  после гибели Магеллана от стрел и копий  островитян, Ермак  в примечательном  "дежа вю"  повторил   «сценарий» смерти  первооткрывателя - «кругосветчика». Но только  на другом конце Земли, о шарообразности которой  в те времена уже  знали.  Казачий атаман пал в бою в устье впадения Вагая в Иртыш от рук татар.  С тех пор Ермак давно стал образом – каноном, символом-архетипом, поняв суть которого, мы можем приблизиться к смыслу  слов «сибиряк», «сибирский характер». Может быть, в сохранности этого архетипа национального самосознания ключ к сохранению России с её специфическими представлениями о добре и зле. В глубинах "сибирского характера" ещё мерцает и пульсирует огонь той природно-этической и духовно-религиозной первоосновы, благодаря которой была создана "разбегающаяся вселенная" Российской империи.

   Казачий Ланцелот

  Подобно  тому, как  в 1531 году Писарро одолел  горные тропы  Анд, чтобы  непостижимым образом покорить могущественную  империю Инков,  в 1582 году  Ермак, поднявшись по реке Чусовой,  перевалил через Урал, чтобы  завоевать Сибирь. Сколь бы не далеки были  географически друг от друга  Латинская Америка, Полинезийский архипелаг и Западная Сибирь, проведение параллелей между  жизненными установками и мировоззренческими представлениями   овеянных легендами  исторических личностей, сыгравших ключевую роль в  новейшей истории присоединения земель к государствам-метрополиям, представляет шанс вырваться за пределы унылого буквализма. Вполне возможно, такое  сопоставление биографий даст нам в понимании характера и мотивов действий Ермака гораздо больше, чем перелопачивание довольно скудных  «прямых источников».  Тем более, что, знакомясь с фольклорными, летописными  и историческими  жизнеописаниями воспетого Кондратием Рылеевым атамана,  как бы сталкиваешься со словесными  портретами совершенно разных людей. Одни Ермака  слишком  демонизируют, представляя его предводителем варначьей шайки,  другие  -  канонизируют в качестве героя-воплощения христианских добродетелей. Историки и сочинители исторических романов не раз сетовали на то, что о самом Ермаке  мало что известно. Летописцы, «пиаря»  поход казачьего атамана в лучших традициях древнерусской литературы, прибегали к  параллелям из Библии и Гомера, но  практически ничего не сообщали о самом отважном предводителе похода.
 

 На  написанном двести лет спустя после присоединения Сибири к России  портрете Ермака, он похож на переодетого в конкистадора Емельяна Пугачева или легендарного карибского пирата по кличке Черная Борода. Головной убор,  напоминающий кирасу. Панцирный доспех. Копье. Рукоять меча или сабли.  И, сколь это ни странно, воротник-волан, какие носили в Европе во времена открытия и завоевания Америки( портрет Франсиско Писарро как раз снабжён этой деталью парадного туалета идальго). И ещё один атрибут в дополнение к впечатляющему  куртуазному набору - медальон - амулет на  цепи.   

  Алексей Толстой, посвятивший харизматичному казачьему предводителю  один из эпизодов романа «Князь Серебряный», не даром и всю эпоху Ивана Грозного представил в сюжетных линиях рыцарского романа. Здесь приличествующие жанру  поэтические «кальки» с Вальтера Скотта: колдун, битва, сцена охоты, плохой рыцарь, хороший рыцарь.  И хотя Иоанн IY , конечно же, мало походил на короля Артура,  Ермаку выпала роль своеобразного Ланцелота. Ему, уже после падения Казани, предстояло добить золотордынского  дракона. Таковыми виделись современникам остатки враждебной Москве государственности, унаследованной от Чингисхана окраинными восточными землями. Не случайно пограничный с Золотой ордой Яик величался в песнях «Яиком-Горынычем».  Не стоит забывать и того, что уже  вступившая в эпоху реформации Европа, всё еще грезила крестовыми походами. Да и в нашем отечестве были   созданы   вполне согласующийся с литературными изобретениями Кретьена де Труа  - «Слово о полку Игореве», и героический эпос «Задонщины». И если Гомер воспел Троянскую войну спустя 500 лет, словно вёл репортаж с поля боя, то  и временной промежуток, отделяющий Ермака от  подвигов русских средневековых витязей, вряд ли мог изгладить в сознании казачьего воинства   эпические образы русских богатырей.  В эпоху же великих географических открытий и завоеваний новых земель «мода» на рыцарство переживала второе рождение.

На фото скульптурная композиция "Покорение Сибири" Юнуса Сафардиара, аэропорт Толмачёво.