На топчане, от слёз белёсом,
Что стольких сумасшедших вынес,
Лежал развратник и философ,
Аристократ и якобинец.
То целеустремлён, то ветрен,
То необуздан, то галантен,
Лежал, навеки оклеветан
Молвой и собственным талантом.
Чарующую грязь эпохи
Клеймил с усердьем и стараньем,
И сердцу милый светлый образ
Не мог не предавать страданьям.
Теперь, ничтожный и опальный,
Способный только на раздумья,
Лежал, безвольно утопая
В болоте смерти и безумья.
В постель ладони упирая,
Пытался вырваться из тины,
И ясно видел, умирая,
Кровавое клеймо Жюстины.