Я землю замерзшую ел, широко открывая рот,
Глотая и давясь, как будто мне не хватит.
С трибун меня высматривал ликующий и жалкий сброд,
Что за увиденное мне не заплатит.
Кидали мусор в меня и камни тяжелые,
Вонючие, пахнущие гнилью многонедельной.
Рядом лежали трупы замерзшие, голые,
Еще заставшие начало сего беспределья.
Норма, закрепленная придуманным людьми законом,
Торжествует на лицах в слюне от восторга.
Безропотно, с ужасом и жалкими попытками стона
Мне землю есть еще очень и очень долго.
Ребенком думал, что проживу эту жизнь достойно,
И умру стариком в теплой мягкой постели.
Теперь уж смотрю на это совершенно спокойно,
До тридцати одного дожив еле-еле.
Глотаю смешанную с остатками трупов землю.
Привык настолько, что мне начинает нравиться.
Недовольству гудящего сброда с трибун не внемлю,
Стараюсь скорей с замерзшими остатками справиться.
Со вздохом, как скрип двери несмазанной, падаю.
Смотрю сквозь слезы на небо нависшее, тяжелое.
Мне все же досталось долгожданной наградою
Тело мое замерзшее, бездыханное, голое.