Пруд, давно забывший уток,
льда заснеженная корка.
Кофе непривычно горький
в ночь на переломе суток.
Мятое железо крыши,
чуть с рыжинкой в ржавых швах,
дым, труба, луна, а выше –
бесконечный звёздный шлях.
Над крыльцом луны осколок,
под крылом замёрзшей птицы
наста серый стёртый войлок.
На снегу ей крепко спится.
Крепко спится, снится - солнце
тень от крыльев на пригорке,
золотые колокольцы,
вкус травы росистой, горькой.
А под ней на ржавой крыше
снег не тает, заметает,
пуха легче, неба выше,
снег летает над кустами,
над крыльцом, над птицей кружит,
над дорогой, вдоль обочин
свет и снег, всё вьёт и вьюжит,
заплетается клубочек.
Птицей сбитой наземь камнем
здесь в сугроб бездомный канет.
Спитый голос, хриплый смех
старой шапки мятый мех,
профиль с греческих камей,
пальцы в траурной кайме.
Рислинг вытек вязкой лужей -
рук не чувствует уже.
- Да пошли, кому он нужен.
Вертикали этажей.
Пёс простывшим басом брешет.
Тощий ёлочный хребет,
мишура, петарды плеши,
шмат тряпья, штаны х/б.
Мятый голубь крестословит-
лапой свежий топчет иней.
- Ну, пошли, того не стоит.
Тени наискось на синем,
в галогеновом огне.
Быстрый промельк,
свет в окне,
детство,
наст, сосульки, птица.
Грел в ладонях. Всё что мог…
- Погляди, его в больницу?
- Ща проверю. Поздно. В морг.