Сладкая свирель

Константинов Виктор Иванович
Всюду  войны и стрельба.
Мир наш сдвинут встрясками.

Но нет лучше, чем когда
в нас стреляют глазками.
Школьный класс, идёт урок
(как всегда с подсказками) -
перестрелка, перестрелка,
перестрелка глазками.

И на выставке, в музее,
не любуясь красками,
посетители ведут
перестрелку глазками.
Хоть застолье, хоть концерт
с песнями и плясками,
хоть собрание – идёт
перестрелка глазками.
Срок придёт и будет ночь
с неземными ласками…

Перестрелка, перестрелка,
перестрелка глазками.






          Стансы

Ветер снег сдувает с крыши
и качает голый куст.
Телефоны – в старых книжках,
и почтовый ящик пуст.
У театра до ночлега
фонари горят, народ.
И на шапках шапки снега
у того, кто долго ждёт.

Я иду через ненастье
в гости с розами ветров,
чтоб любимую украсить
ожерельем лёгких слов.
Побежала речи речка.
Колокольчик зазвучал,
и от смеха все овечки
разбежались по плечам.

Счастлив дом, в котором рыбки
Разноцветные живут,
 Где и слабость и ошибки
Не осудят и поймут.
Глаз влюблённых не встречая,
Чистой горечи полна,
Словно лилия речная,
Спит счастливая – она!



Мы думаем о подвигах, о славе…
Но плохо женщине без смеха и мехов.
Она себя не может и представить
без блеска глаз и одуванчика духов.

Босые ноги – царская примета.
Достоинство – идти своим путём
Душа согрета только сигаретой,
и от свободы веет холодком.

Я не достигну берега и смеха,
я не увижу в парке карусель,
не мне в тепле короткого ночлега
губами трогать сладкую свирель.

Но капюшоном опушённым мехом
и мне очароваться не грешно,
чтоб заронить с радушием и смехом
чистосердечности горчичное зерно.

Босые ноги – царская примета.
Речная лилия – счастливая жена…
Кто бросил там, где протекает Лета,
от райских яблок в землю семена?...

Ведь были времена, когда
для жизни люди жили,
любили просто, чтоб любить,
и хоровод водили.
Они стелили на лугах зелёные постели,
не уклонялись от судьбы и вкус к труду имели.





Рухнул ствол по время бури,
и осыпалась кора.
На стволе сидим и курим
у осеннего костра.

Слово "общество" так сладко!
Стынет завтрак на траве.
3елень, блики, тени, складки,
пятна солнца на листве.

Слово "общество" так сладко!
первозданно в словаре –
смех, улыбки, переглядки,
озорство, азарт в игре.

Где-то ласточки в лазури,
вишни, зонтики, жара.
Мы глаза от дыма щурим
у осеннего костра.

Мощный ствол, упавший в бурю,
догнивает на земле.
Ну а мы сидим и курим
на поваленном стволе.











По Андерсену - 2

Балерина из картона,
а мишени из фанеры.
В человеке кровь и нервы,
если руки не в крови.

Балерина из картона,
ей достаточно успеха.
Человек из слёз и смеха,
и из правды и любви.


















В пору зимних птичьих тягот
я на снег насыпал ягод,
но, к досаде, свиристели
мимо ягод пролетели.
И на родину. на север,
улетели  снегири…

Вот уехала соседка.
Я с ней виделся так редко…
А всегда, когда встречались
в день морозный января,
у неё вдруг появлялись
на щеках два снегиря…

Сыплю я пшено в кормушку
лишь соседям голубиным,
и знакомым – воробьиным –
жизнь по зёрнам раздаю.
















































    Листья тихо шуршат под ногами
в переулке на школьном дворе.
После долгой разлуки с друзьями
мы встречаемся здесь в сентябре.

В нашей школе обычной, кирпичной
и невзрачной самой по себе
самый лучший в букете девичьем
василёк из девятого Б.

Сладкий воздух осеннего слёта
мы в Голицыно будем вдыхать.
На поляне с остатками дзота
я за ней буду взглядом летать.

И тогда появилось виденье
среди русских берёз и рябин
чистый образ времён Возрожденья
образец флорентийских картин.










Ира

Богиня радуги Ирида.
С медовым привкусом ирга.
Изящный ирис и река –
какое имя в этом скрыто?

Глаза слепит сверканье Истры.
Взлетают искры из костра.
Писк комара и слёт туристов.
Игра весёлая с утра.

С налётом синим слово слива.
И в слове встреча – синева.
Мерцают синие отливы –
"И", "Р" и окончанье "А".

Сиянье звуков Альтаира.
Совхоз с названьем Снегири…
И в них я слышу имя Ира.
Играю с временем в "замри".

Светловолосая славянка
с букетом синих васильков…
Кручу-верчу свою шарманку,
мотив моих армейских снов.











Я улыбкой осушу
на щеках росинки.
Отогрею, подышу
на каждую сединку.

Расцелую, обниму.
И её морщинки
сразу все с лица сниму
словно паутинки.

Вот и «патефон» лесной –
на пеньке пластинка.
Ветку наклоню иглой –
будем слушать Глинку.

Глюки яркие в глазах –
вот сидит Иринка
на опушке в Снегирях,
и во рту травинка.
















А всё так просто, так легко,
что даже слов не надо,
когда неясно отчего
душа чему-то рада.

И непонятно почему
друг к другу потянуло.
И в полотняных облаках
душа к душе прильнула.

У них на всё есть свой резон,
во всём другое любо.             
И что Гекубе странный он?
И что ему Гекуба?

















Вот пришла, заговорила,
заболтала, завела.
На пол шпильку уронила,
поискала – не нашла.

Разговоры, тары-бары…
Детским хохотом звеня,
разыгралась, как гитара
на коленях у меня.

Нежно глажу обечайку,
отдыхая от игры.
На душе, как на лужайке
до полуденной жары.

Но касанье пробудило
чутких струн чуть слышный стон.
И, ласкаясь, уронила
на пол шпильку-камертон.

















Я долго слушал в полутёмном зале
ночной концерт скрипичных половиц
и видел море синих полушарий
под выгнутыми крыльями ресниц…

Опять прощанье и вокзала толчея…
Вдруг, словно выпуская жало,
дверь электрички зашипела, как змея,
и времени не стало.

Но долгий взгляд, как шлейф над мостовой,
за уходящей женщиной тянулся.























Кубик  Рубика

В окно автобуса прозрачный дым влетает
от куч ботвы горящих на полях.
И словно радуга у девушки в руках
весёлый кубик Рубика мелькает.

Уютный кубик, соучастник скуки,
поскрипывает тихо, как сверчок.
И, кажется, наматывают руки
невидимую нитку на клубок.

Я жизнь вертел, как кубик – так и эдак,
а повернуть, как надо, не сумел.
И вышел хаос разноцветных клеток –
людей, событий, пустяковых дел.

Рельеф неровен, то низины, то поднятья.
Не знаешь что за поворотом предстоит.
Ботва сырая на полях дымит,
и девушка нашла себе занятье.

Я тоже мысль верчу и так и эдак,
но дым отечества, хоть сладок, слишком едок.

















Многоточие лет

Как пишут в романах
в старинном затасканном стиле,
"Прошло… (многоточие) лет…",
многоточие снова.
А что эти годы вместили –
ни слова.
Но сказано больше, чем словом.

Прошло (многоточие) лет…,
но любовь не стареет.
Прошло (многоточие) лет,
а душа молодеет.
Прошло (многоточие) лет,
а боль не стихает.
Прошло многоточие лет…
Многоточие лет быльём порастает.