Н. Г.
Я по жизни давно не скиталец,
раз осел среди ясных полян,
где в деревне тружусь, как китаец,
хоть не сею его гаолян.
Не беда, что бедна моя фанза.
Ерунда, что бледна моя плоть.
Три рубля я «заначил» с аванса,
чтоб картошку быстрей прополоть!
Зацвела в огороде рябина.
Засвистели в саду соловьи.
Где ж ты, девочка из под Харбина,
та, кому я признался в любви?
Смутно помню: волос тёмных прядка
и разлёт соболиных бровей…
Где ж ты, девочка, с виду бурятка,
эмигрантских дворянских кровей?
Забываю тебя… Забываю.
Вот уже и не снишься ты мне.
Словно окна в избе забиваю –
с каждым стуком внутри всё темней!
Ты была для меня – «свет в оконце»…
И не раз снился сон мне о том,
как по улице девочка-солнце
в дождь идёт под прозрачным зонтом.
На ней были такие же боты
с лейблом «China» на каблуках…
Мне ту девочку было охота
через лужи нести на руках!
А сейчас не найти того кадра,
сколько снимки в уме не листай,
где стоим мы у кинотеатра
с милым сердцу названьем «Алтай».
Эскимо на скамейке мы ели –
сладким губкам я ставлю в вину,
что мы так и не посмотрели,
как «Бабетта идёт на войну».
Мы похожей дорогою скоро
в жизнь шагнули на свой страх и риск.
Только кончили первую школу,
как сказали: «Прощай, город Бийск!».
Между нами теперь километры,
по которым составы стучат…
Круглолицая девочка, с кем ты,
сколько рядом внучат-китайчат?
…Прозябая в деревне за Бийском
среди красных от гроздьев рябин,
я поставлю пластинку с Вертинским –
пусть споёт мне романс про Харбин.
Пусть хотя бы о месте рожденья
этой девочки скажет мотив…
Буду слушать опять с наслажденьем
очень странный речитатив.
Я в тональности вкрадчиво-лисьей
всё ж ответ на вопрос свой найду:
там «мадам, уже падают листья
и там «осень в смертельном бреду»!
1993 г.