[Lacrimosa – Alleine Zu Zweit]
Я увидел ту особу в первый и последний раз, но, похоже, дух ее впитался в мое тело и врос в кожу, не оставляя в одиночестве долгие годы. Это произошло черной, самой черной декабрьской ночью на берегу Красного моря. Покрытая темными одеяниями, словно плотным плащом, что развевался позади от сильнейшего штормового ветра, она гуляла по побережью, оставляя на песке неглубокие отметины, вскоре смываемые бурлившей холодной водой. Длинные волосы выбивались из-под платка, туго затянутого на голове, и витали в пространстве, разгоняемые воздухом в разные стороны. Она шла по направлению к скалам. По мере удаления от жилого района темп шагов уменьшался, походка становилась спокойнее, словно напряжение спадало с ее сутулых плеч. Тем временем море издавало рычание сотен разъяренных собак, но сила его гула не достигала своего апогея, как будто духи водных глубин ожидали приход смелой гостьи и не хотели начинать представление без нее. Девушка бойко пробиралась по острым мокрым камням, ни разу не поскользнувшись и не сбавив скорость, а волны, что бились о склон, пропускали ее, покрывая водой то самое место, где она находилась секунду назад. Чем выше она поднималась, тем более возрастала сила неистового ветра, волны набирали мощь и наносили камням сокрушительные удары, создавая в земле вибрации, что я чувствовал всем своим телом, невольно ежился и покрывался гусиной кожей, хоть и стоял в отдалении. Стоило особе достигнуть вершины склона и скрыться в антраците ночи, небо пронзила ярко-желтая молния, оставив зиявшую дыру в грозовых клубившихся тучах. В тот миг я успел углядеть ее, снявшую с запрокинутой головы платок и раскинувшую в стороны руки, раскрыв себя пред кричащей стихией, что собрала в себя скорбь от бедствий тысяч утонувших. Не знаю, смеялась ли она, как безумец, или напевала дивную мелодию горя русалок или просто кричала в тон раскатистому грому, но само зрелище вызывало панический страх и дрожь в коленях, заставляя преклониться и узреть могущество природы - того, что не подвластно контролю человека. Я видел, как она кружилась, освещаемая последующими вспышками молний, а затем вдруг скрылась из поля зрения и больше не появлялась. Что с нею стало? Поглотило ее море в свои оголодавшие пучины, с благосклонностью обняв беженку людского мира, или она просто бежала дальше по скалам, подгоняемая ветром, пока хватало сил? Кто знает... На рассвете, когда море уже успокоилось и ветер спал, я забрался на то место, где увидел ее в последнем свете электрических разрядов, и взглянул на развернувшуюся панораму, что за считанные минуты запала мне в душу, перевернув в ней все колизеи устоявшихся мнений и смыв остатки кипящей соленой водой. Необыкновенной красоты и силы зрелище заставило дыхание сбиться, а пульс – участиться в несколько раз. Из забвения меня вывел запутанный в кустарнике платок, трепетавший на ветру. Я поднял его над собой и ощутил свежее дыхание жизни, дыхание всего окружающего мира. Платок словно вырывался из крепко зажатых пальцев, и я отпустил его. После чего поднятая ввысь частичка одежды беглянки взмахнула над пропастью, подхваченная потоком воздуха, и начала размеренно опускаться вниз, танцуя в порыве свободы. Мне не удалось увидеть соприкосновение ткани с водой: я любовался горизонтом, в котором, как казалось, утонула та девушка, которая отныне была столь мила и дорога сердцу.
Keihne.
03.03.14