Я был сражён поэзией рассудка

Зима Владимир Иванович
                Элегия №9

Я был сражён поэзией рассудка:
Неужто чувствовать мы больше не умеем
И красоты не понимаем – в мире,
Где логика вдруг изменяет нам.

Тогда я испугался не на шутку! –
И захотел поэмой безрассудства
Заполнить мир до трепета и дрожи
Как пустоту, где чувствам места нет.

Но больше уж не мог сказать о главном –
Словами, что просты и всем понятны:
Я слово изломав, играю в прятки
С самим собой и потому – живу.

Но словно вдруг лишился беспокойства –
Всё прежнее мне стало безразлично,
А новое не обрело себя
( Я нарекаю – значит, существую).

Мы обязательно должны придумать имя
Всему, что существует, приукрасив
Его, чтобы при встрече не узнать,
Лишь только вспомнить имя на латыни…

А истина – как прежде безымянна.
Она скользит меж пальцев как песок!
И вот уже не различима с виду
От ложного вокруг однообразья:
Поэма безрассудства – это сон!

Пойду усну, и может быть забуду
О том, что нужно помнить все названья…
И снова в сердце образы войдут,
И незабвенные придут воспоминанья.

Я в мир вернусь – увидеть Человека!
Спрошу людей – вам не бывает страшно? –
Когда у смерти нет ограниченья,
Когда поэзия почти мертва.

Мы логикой смирили страсти сердца
И широту души уздой объяли:
Словесных трюков выдумали цирк
И разучились плакать и смеяться.

Ведь это непривычно, если в мире
Рассудочность уже убила чувства –
Не для того, чтобы добро в избытке
Творить, а чтобы больше не пугаться,
Чтобы на зло смотреть спокойным оком
И рассужденьями о бренности страстей
Не потревожить совести в себе.

Ведь совесть – эфемерное понятье,
«идея фикс», когда числом заменим
Эмоций и страданий чепуху:
Чего нам стоят ложные сомненья,
Когда мы всё сумеем объяснить
При помощи хотя бы интеграла
Вдруг заменившего скрипичный ключ.

Пусть колыбельную споёт машина,
А о любви и страсти – камертон.
Комфорт – наши спасительные гимны
Средь раковин безумства мирового –
Так обезболит гибель, что, наверное,
И «Страшный суд» нам будет нипочём.