Весна упрямая стояла на пороге,
Капели всюду перезвон.
Подкашивались непослушно ноги...
Иду и краем уха слышу стон.
Я обернулась, кинулась на помощь:
Дедулька поскользнулся и упал.
Не звал на помощь, только стоном,
Что ему больно показал.
Я помогла несчастному подняться.
Тут заглянул он мне в глаза
И стал в "спасибах" рассыпаться,
А по щекам неслушная слеза
Уж бороздит глубокие морщины.
Я довела до лавочки его.
Заплакал старенький мужчина
С трясущейся седою головой.
Ну как оставить бедолагу?
Присела рядышком, сижу.
Да вроде по делам мне было надо,
Ну ничего, немного погожу.
И видно много накопилось
Воспоминаний, грусти, слов,
Что сердце одинокое открылось
И вылилось в один поток.
Он рассказал, что пацаненком
Познал он голод, дикий страх,
Как с ужасом читали похоронку,
Как мама умирала на руках.
"Я в плен попал, там немцы...
(По дряблой щеке покатилась слеза).
"Я не забуду", - сказал он, - "Освенцим!
Как пленных встречала чужая земля.
Минуло немало, но даже сейчас
Я чувствую кожей и карцера холод,
И в снах снова кушаю клеклый эрзац...
Ведь только им заглушали нам голод...
Я помню бомбёжки, как пули свистят,
Как немцы штыками толкали нас в спину,
Видел смерть я таких же ребят,
Как и я. А думал ведь тоже, что сгину...
Прости меня, дочка, что плачу.
Я лиха откушал сполна.
Что время твоё своей немощью трачу,
Прости, не сердись на меня".
Да, бросьте Вы, не извиняйтесь!
Да у меня же вся жизнь впереди!
Давайте, тихонечко поднимайтесь!"
Пошла, неспеша старика проводить.
...Иду по делам, а навстречу девчонка
Плачет так горько навзрыд на ходу...
Рыдает зима, с крыши капая звонко,
И в каждой душе обнажая беду.