Посвящается Галине Михайловне Белей-Скрипниковой,
малолетней узнице фашистского концлагеря
в Восточной Пруссии.
Все женщины и дети после душа
Вставали обнажёнными в рядок.
Худые жутко! В чём держались души?!
Стекали на пол капли с мокрых ног.
Испуганная девочка прижалась
К коленкам голым мачехи своей.
А очередь тихонько продвигалась
От душа до двустворчатых дверей.
Безмолвно рядом двигалась навстречу
Колонна бледных, сдавших кровь, людей.
Шатаясь шли, прижав к груди предплечья,
Нёс кое-кто бесчувственных детей.
Свирепый часовой смотрел жестоко
На них. В дверном проёме турникет
Стоял, чтоб не смешались два потока.
...А Гале было шесть неполных лет.
Она однажды ТАМ уже бывала.
ТАМ у неё из ручки брали кровь.
И мачеха с тревогой понимала,
Что ей не пережить всё это вновь.
Она растила девочку с пелёнок,
К тому же твёрдо помнила о том,
Что Пашенька, её родной ребёнок,
Сейчас был где-то с Галиным отцом.
И кровь они сейчас сдавали тоже.
Был женский и мужской там кабинет.
Она шепнула:"Помоги нам, Боже!",
Девчушку подтолкнув под турникет.
А женщина, идущая обратно,
Её к себе прижала в тот же миг,
Ладошкой рот прикрыла аккуратно,
Чтоб немец не услышал детский крик.
А Галя вовсе и не закричала.
Она была в концлагере давно
И всё не хуже взрослых понимала.
У Гали детство кончилось с войной...
Зато потом, когда они оделись
И покидали страшный тот подвал,
На выходе румяный толстый немец
Им крошечные булочки давал.
Не булочки, точнее, половинки.
И маслицем чуть-чуть помазан срез.
Не сверху, только в дырках в серединке
Едва заметно видно - масло есть.
Словами передать смогу едва ли,
Какою вкусной булочка была.
И никакая пища в жизни Гали
С той булочкой сравниться не могла.