Война. Четырнадцатый год.
Военный госпиталь. Палаты,
где офицеры и солдаты
сражаются за свой живот.
В палатах тишь и благодать.
Главврач Пичугин принял водки.
Милсёстры, как овечки, кротки
и раненые им под стать.
Причина кротости проста:
Великая княгиня Анна,
столь благонравна, сколь жеманна,
со свитой длинной, как глиста,
приехала под Новый год.
В патриотическом угаре
она рублем и словом дарит
войною порченный народ.
Все рады, все благодарят-
солдаты от души по-русски,
их офицеры по-французски,
расшаркиваются, лебезят.
Один поручик Аксельрод
не рад подаркам новогодним,
лежит спиной в одном исподнем
и ноль вниманья на господ.
Княгиня Анна молча ждет,
переминается, не зная,
что делать, царедворцев стая
безмолвствует, как и народ.
Главврач Пичугин тут как тут:
"Ваше Высочество, простите,
что офицер не в должном виде
и дурно так себя ведут.
Поручик ранен, так сказать,
в интимное мужское место,
а у него в Твери невеста
и благороднейшая мать".
Княгиня смотрит сквозь лорнет,
потом глядит из-под лорнета:
"Кость, я надеюсь, не задета?
Ведь не задета кость?" "О, нет".
Тут Аксельрод, оборотясь,
княгиню Анну смерил взглядом,
Пичугина и челядь рядом,
и гаркнул: "Браво! Браво, князь!"
----------------
Мораль? Мы вам ее дадим:
когда народ мутИт до жути,
а тот народ при этом шутит,
такой народ непобедим.