Дорожку торит
ручей в сугробах талых.
Средь трав пожухлых
чернеет лист рябины,
обугленный морозом.
Ужель зима уходит,
и в серое безмолвье
лучи ворвутся солнца?
Ужель вернутся птицы
в края снегов бескрайних
и пасмурных рассветов?
Ужель проснётся сердце,
в весенних ароматах
взрастив росток надежды?
В бинтах кровавой тризны
над судьбами людскими
война простерла когти.
О, сколько глаз незрячих
не устремятся к небу,
искать в лазури солнца.
В сердцах навек уснувших
не расцветут надежды
в садах вишнёвых, белых.
После потерь безмерных
обугленные души
сродни листу рябины.
Потоки слёз сиротских
с водой смешались талой.
И горечь, горечь, горечь…
Рыдать так долго вдовам
и матерям бездетным
среди могилок ранних.
Весны бессильно буйство:
обугленное сердце
не возродится к жизни...
А я вдохну всей грудью
за всех недолюбивших,
уйду в сады хмельные
за соловьиной песней,
и закружусь в сирени,
смеясь и плача разом.
Чуть позже догоню вас,
ушедшие в безмолвье
безвременной кончины…
Иллюстрация: