И пенистый рывок стекает по бумаге,
и серая земля измазана в лице,
и пальцы тянутся крестом, а крест - к оврагу,
и пот питает прах, в нём, как в прапраотце.
И скрючена строка, в суставах гнутся рифмы,
судорога труда и ружей рук стволы,
несчастье антигон, жест зрячего Эдипа,
алхимия садов, где Слово стало "мир".
В падучем языке сказавшего всё Змея
как чистая беда молчит Лаокоон.
Познание не бог и не хорей - хорея.
А дальше - тишина на мыльных губах волн.