Я купил в ABС вино "Ева", на которое еще и хватило деньжат. Плохое, дешевое. Но точно также звали ее, эту женщину. Как перед ней я не канделябрился. Например, нырнул с лодки в Балатон, а когда вылезал назад,к сожалению, - распорол торчащим гвоздем бедро. Кровь текла жутко.
Я стоял на лужайке, пока меня прижигали йодом и заклеивали и, улыбаясь, смотрел на эту истинную арийку, а она, улыбаясь, смотрела на меня. Ну никакого сочувствия.
Я настежь открыл дверь в свою комнату. Мимо прошла она, а я лежа на кровати, уже поддатый, только и успел показать ей этикетку "Ева". На том всё и закончилось.
А вечером (у кого? конечно же,у меня, видимо,моё поведение к тому располагало) собрались гости.
Они были приглашены двумя девочками из Сургута или Нижневартовска, откуда-то оттуда, с крутого, сурового белого Севера. Они всегда ходили вдвоем,под руку, опустив глаза, дивя местных на редкость крепкими икрами своих ног и напоминали сестер-близнецов. Им с самого начала нетерпелось ближе познакомиться с "иностранцами". Особенно почему-то с неграми, в чем они мне и признались по нашей сибирской простоте душевной. Как и я, они работали в партийной прессе. И вот впервые оказались за рубежом.
Первого гостя в дверях принимал я. Он был кориченево-черн. Но с лицом необычайно красивым - по европейским меркам. Я загляделся и застрял с ним в дверях. Наконец, сказал, сообразив, что надо пропустить гостя: давай познакомимся. По-русски протянул руку: я - Вова. А ты кто? Я - Мариам, Эфиопия. Во мне что-то тепло вздохнуло и я его душевно приобнял, воскликнув: Знаю! Мариам Хайле Селассие! Второй! То есть Цвай...
Так я шутил, забыв, что там, в далекой Эфиопии, только что все изменилось, монархии, которая вела свой род от царицы Савской, пришел конец...
- Нет, другой Мариам! - С гостем чуть не случился обморок. В переводах эти обнажения речи не нуждались.
Девушки Севера сказали мне: иди, Володя, посиди вон там. Я сел на стульчик возле окошка в своей комнате и дальше только молчал. Поляки не пришли. Немцы, с которыми может удалось бы пошпрехать,
тоже. Человек двадцать в моем маленьком гостиничном номере. И столько коричневых или совсем непроглядно черных. Вся Африка. Но были и соотечественники. Получилась некая фортепианная клавиатура. Черные и белые. Белые и черные. И все молчали, пока не задан был девушками нашего славного Севера самый, на их взгляд, сакраментальный вопрос одному из ближайших к ним гостей(а я почти всех уже угостил остатками "Евы" из своего стакана):
-Вы коммунист? (надо же как-то заводить знакомство при незнании языков!)
Ес.
-А вы коммунист?
Но.
-А вы коммунист? - и такая надежда теплилась в глазах девушек.
Все оказались "но", ну почти все. Были еще из прогрессивных, рабочих партий, какие-то сочувственники и пр...
Не получилось. Вышла какая-то бездарная пресс-конференция с одним и тем же вопросом. Вместо непринужденного общения и знакомства, плясок и танцев под битие в тамтам и африканскую музыку...
Ну вот дошла очередь и до меня. Какой-то араб, перехвативший инициативу, иронически, будто уже заранее знал ответ, спросил: а коммунист ли я?
Я сказал: нет. Поднялся шум,легкий, но заметный. И веселый. Потому что все наши из СССР были коммунистами, один я не коммунист. Неужели такое возможно? Да, вот так получилось. Предлагали, конечно, вступить. Но не вступал. На черта мне их кислые партийные собрания? Карьера? О ней по молодости не думалось.
Лишь один не коммунист и вообще беспартийный - какая-то западающая клавиша в этой толпе черных и белых, и еще медных арабов.
...Я сижу тем же вечером на скамейке с самой прекрасной женщиной мира по имени Ельжбета Б.(тогда редактор муз. передач польского радио), а они, арабы, ко мне подбегают толпой, чуть не за руку тащат (никакого уважения к даме, Эльзя, прости их, неразумных):
- Володя, пойдем с нами в чарду,- в ответ хлопаю себя по карману, развожу руками, говорю им, что не пойду, что моей пани смутно, - Все равно пойдем, - жестикулируют, - форинты у нас есть, мы оплатим...
Вот так чучело какое-то, вечно пьяное, оказался - не коммунистом.
В чарду я с ними не пошел. Мы продолжали встречаться с Эльжбетой. Я катал ее на лодке по озеру. Однажды ночью - дверь в темную комнату была открыта - я подпрыгнул и подтянувшись за перила балкона, вмиг оказался рядом с ней в ее номере. Она готовилась ко сну и была а пеньюаре. Мы обнялись. Но она тут же стала отстраняться и закрывать мне ладонью рот и выпроваживать.
Мол,тише, Володя. Там (за стенкой, то есть) пан Комар. Она без конца шепотом повторяла это имя.И я ретировался.
Я понял, что в их группе есть некий пан Комар, он опасен. Наверное, стукач и железобетонный коммунист.
А вы были коммунистом?