Кубок Мира по русской поэзии – 2014 завершился, сейчас на портале stihi.lv короткое межсезонье, и, кажется, пришло время подводить некоторые итоги и вновь поговорить о стихотворениях-победителях и лауреатах. Для тех, кто читал наши с Владимиром Матвеевичем Гутковским обзоры на Кубке, стихи и наши мысли о них уже знакомы. Для тех, кто не читал, думаю, обзоры будут интересными. Возможно, кто-то не из новых читателей захочет проверить свои силы на предстоящем чемпионате Балтии, и наши заметки помогут в выборе стихотворений для конкурсных подборок. Сегодняшний разговор начнем с обзоров стихотворений-победителей.
Алан
http://www.stihi.ru/avtor/thorix
«Волхвы и Василий»
http://www.stihi.ru/2015/01/05/9098
Стихотворение, которое, даже после нескольких прочтений, приводит меня в восторг. Автор разговаривает со мной на том языке и теми образами, которые близки, понятны легко считываются, и. вместе с тем, разговаривает без снисходительности, не разжевывая мысли и давая их готовыми к перевариванию, но предлагая думать. Разумеется, у каждого стихотворения есть свой «код» : читатель, чтобы быть посвященным должен знать тот язык, на котором говорит автор, может оперировать понятиями, которые очевидны для автора, понимает намеки и умолчания, самоочевидные для круга людей, которому предназначено стихотворение. И мне, читателю, приятно, что я нахожусь в этом круге посвященных.
«Одну простую сказку, а может, и не сказку…»
Посмотрим внимательно, какую историю рассказывает нам автор.
«Когда поёживается земля
Под холодным пледом листвы,
В деревню "Малые тополя",
А может, "Белые соболя",
А может, "Просто-деревню-мля"
Хмуро входят волхвы.»
Образ первых двух строк четко фиксирует время действия, следующие – отсылают, кажется, к известному мультфильму, знаменитому не только песенкой, но и многочисленными трансформациями героев… «Хмуро входят волхвы». Предыдущие, те, ко пришли к младенцу Иисусу, были полны радости, и дары их тому, которому судьбой было предназначено править миром, верой и смертью. Золото, ладан, смирна были дарами Царю, Учителю и Человеку. Что и кому принесли нынешние, хмурые жрецы-астрологи?
«Колодезный ворот набычил шею,
Гремит золотая цепь.
Волхвам не верится, неужели
Вот она - цель?
Косые взгляды косых соседей,
Неожиданно добротный засов,
А вместо указанных в брошюрке медведей
Стаи бродячих псов.»
Этот чудный образ колодезного ворота, который таким же чудесным образом становится похожим на «братка» из девяностых, со золотой цепью на набыченой шее…А цепь, внезапно и вдруг, обвивается вокруг лукоморского дуба. Где мы, в каком мире? Быть может, в том самом, изменчивом мире из сказки, где все - пластилиновое, изменчивое, и нет ничего постоянного ?И соседи – косые и шепелявые, и смотрят они – косо. И стаи бродячих псов. Не собак, псов. «Псы господние»? Они, кажется, охраняли церковь от ересей и несли в мир проповедь истины…
«Люди гоняют чифирь и мячик,
Играет условный Лепс.
Волхвы подзывают мальчика: "Мальчик,
Здесь живёт Базилевс?"
И Васька выходит, в тоске и в силе.
Окурок летит в кусты.
"Долго ж вы шли, - говорит Василий.
Мои руки пусты, - говорит Василий.
Мои мысли просты, - говорит Василий.
На венах моих - кресты."
Опять, игра, опять – перевертыш. «Гоняют чифирь», «гоняют мячик», «Играет условный Лепс» - все в этом мире условно, «невзаправду…»
Мальчик, а где живет царь?... И Базилевс выходит, «в тоске и в силе».Он ждал. Он долго ждал, но во теперь, руки его пусты – ему нечего дать, мысли – просты, он не умеет говорить притчами…Царствовать? Кресты на руках, на венах: отметки лагерей, дна, вместо трона.
«Волхвы сдирают с даров упаковку,
Шуршит бумага, скрипит спина.
"У нас, - говорят, - двадцать веков, как
Некого распинать.
Что же вы, - говорят, - встречаете лаем.
Знамение, - говорят, - звезда."
А Василий рифмует ту, что вела их:
"Вам, - говорит, - туда."
Василий захлёбывается кашлем,
Сплёвывает трухой,
"Не надо, - шепчет, - лезть в мою кашу
Немытой вашей рукой.
Вы, - говорит, - меня бы спросили,
Хочу ли я с вами - к вам.»
Волхвы, на то и волхвы, чтобы дарить дары и призывать на царство. Призывать, зная, что зовут на мученическую смерть. Но Василий – не младенец, он битый, тертый мужик, давно потерявший веру в сказки и во всеобщее искупление. «А вы меня - спросили?» Помните – другое «И играть согласен эту роль…»(с) Там – покорность напополам с надеждой: «пронеси чашу сию мимо Меня», здесь – осознанное «Нет, я не хочу».
«Я не верю словам, - говорит Василий.
Я не верю правам, - говорит Василий.
Я не верю волхвам", - говорит Василий
И показывает волхвам:
На широком плече широкого неба
Набиты яркие купола.
Вера, словно краюха хлеба,
Рубится пополам.
Земля с человеком делится обликом,
Тропа в святые - кровава, крива….»
Прочитав эти строки, замер в восхищении, и потом долго повторял:
«На широком плече широкого неба
Набиты яркие купола….»
Небесное и земное, грех и святость, все смешалось в одно – красоту жизни.
«А небо на Нерль опускает
облаком Храм Покрова.
Монеткой в грязи серебрится Ладога,
Выбитым зубом летит душа,
А на небе радуга, радуга, радуга,
Смотрите, как хороша!»
Посмотрите, как хороша радуга! В ней все краски, в ней жизнь и ожидание жизни Нет в ней двух, крайних цветов – черного и белого. Да и не бывает их. Только, если спрятать радугу в оду линию, получится белый; если посмотреть у белого оборотную сторону, увидим черный… Все это, вся небесная красота, на плече человека. Человек, как атлант, держит небо? Сохраняет красоту, ибо без человека она – бесполезна? Человек – хозяин веры,
все духовное только на нем,, на его плечах… А волхвы?
«Волхвы недоуменно пожимают плечами,
Уворачиваются от даров.
Волхвы укоризненно замечают,
Что Василий, видимо, нездоров.
Уходят, вертя в руках Коран,
Кальвина, Берейшит»
Можно ли отказаться от царства, от власти, от поклонения? Можно ли отказаться от того, что тебе предназначено судьбой, от дара, от божественной сущности, от миссии? Можно ли отказаться от себя?
«Василий наливает стакан,
Но пить не спешит.
Избы сворачиваются в яранги,
Змеем встаёт Москва,
И к Василию спускается ангел,
Крылатый, как Х-102:»
И вот опять, как в мультфильме, все становится изменчивым, пластилиновым: избы превращаются в яранги, поднимается Москва-река, становится похожей на змею. А, быть может, это Москва - змея? Москва, столица, место стола, трона, именно Москва - змей, искушение? И ангел, несущий благую весть, да нет, просто ангел, спускается вниз, на землю…Или это – крылатые ракеты, иные посланники?
"Мои приходили? Что приносили?
Брот, так сказать, да вайн?"
"Да иди ты к волхвам, - говорит Василий.
А хочешь в глаз? - говорит Василий.
Давай лучше выпьем", - говорит Василий.
И ангел говорит: "Давай."
«Вино и хлеб», плоть и кровь, тело и душа…Жил когда-то мудрый царь Соломон, и на все в мире был у него ответ…А Базилевс Василий? Знает ли он, от чего отказался? Почему, «в тоске и в силе», не захотел быть мессией, спасителем? Быть может, оттого, что ноша – не по силам, быть может, оттого, что менять что-то уже поздно Горькое вино истины пьет Василий вместе с ем, кто посылал волхвов, с тем, кто, наверное, хранил и оберегал его по сегодняшний день, пьет, может быть, от горя, может быть, от осознания несбыточности надежды, пьет от… Да мало ли, от чего может пить русский человек!
Базилевс, Василий, зек, мессия…
Для меня это стихотворение – откровение. Прорыв, одно из лучших за время проведения Кубка Мира по русской поэзии….
Второе стихотворение- победитель:
"Бесогон"
http://stihi.ru/avtor/marcella
Смарагда Вторая,
http://stihi.ru/2015/01/01/381
Меня удивляет, насколько богата украинская мифология и как он отлична от российской. В канонах и традициях русского православия собака –грязное
животное: «пес смердящий», ets…Здесь, пес, ярчук – «бесогон», животное, выведенное для борьбы, сражения с силами зла. В украинской мифологии, вообще присутствуют страшные картины, связанные с колдунами, ведьмами, русалками… В русской и белорусской традиции все как-то мягче, не так ужасно, что ли…Да, есть Баба Яга (бабай-ага), есть Соловей-разбойник, Змей-Горыныч, (в белорусской тот же змей-цмок, довольно дружелюбен)…Так, «ярчук», (если не ошибаюсь, нет его ни у какого другого народа) создается страшно и функция его страшна – вцепиться в горло ведьме и душить её, загрызать…Впрочем, обращаясь к литературному первоисточнику, повести Надежды Дуровой (той самой., знаменитой кавалерист-девицы), описание собаки-духовидца менее страшно и ярко, чем у нашего многоуважаемого автора… Тут волей-неволей вспоминается Гофман. В.Г. , который Белинский, тоже его вспоминал, рассуждая о книге Дуровой, причем сравнение было не в пользу девицы. Я же осмелюсь сравнивать, поставив стихотворение Кубка рядом со страшными сказками Гофмана.
А теперь – мысли и ощущения при повторном прочтении стихотворения…
«Хозяйка вышивает гобелен.
Хозяин на охоту снарядился.»
Хорошее начало для сказки. Только, полноте, кто сказал, что сказка будет доброй? Кажется, для того, чтобы конец у сказки был счастливым, здесь, в этой системе координат, принято, чтобы остался в живых хоть кто-то. И этот кто-то, (совсем не главный герой), дай Бог, чтобы ушел невредимым. Здесь может погибнуть, пропасть, исчезнуть даже слушатель сказки, мифа, предания… Герой стихотворения - сучий сын, но он все же – сын. Братья его и сестры, предки его девяти колен были безжалостно убиты, для того, чтобы на свет появился герой. Нет, Герой – с большой буквы. У Героя – нет ничего человеческого,
простите, обыкновенного, он должен отличаться. Вся его история, история его рода – цепь страданий, во имя Большой цели. Во имя. И щенок, которому
надо бы играть с братьями и сестрами, которому хочется смотреть во влажные глаза матери и весело бегать в траве, заперт в сыром темном подвале. А все родные, близкие – безжалостно убиты. Чтобы вырос герой – безжалостным. Не видя солнца, не зная той жизни, которой живут простые, обычные собаки, спрятан он в укромном месте, за бороной. Спрятан от взгляда еще более злобного, зловещего, чем та воля, которая убила близких. Что может быть злее зла?... Ночь, время злых сил, луна, которая пристально следит за растущим, набирающем силу ярчуком – они готовы напасть, задушить, растерзать..Чтобы выжить самим , чтобы не погибнуть от стальных зубов бесогона. Полноте, да собака ли ярчук? Орудие, средство для расправы с ведьмами, колдунами, бесами, с теми, кому приписывают зло. Но в сотворение самого ярчука – добро ли? Создание героя через поколение страданий, мук, убийств – добро? Сотни лет,
десятки поколений, внушали людям, что добро должно себя защищать. «добро с винтовкой – добрей добра»(с). И только иногда был слышен негромкий голос, что невозможно построить светлое будущее, когда в основании – слезинка ребенка. Или щенка.
Это - стихи-победители. Но среди стихотворений Кубка оказалось, в этот раз очень много стихов, которые надолго и прочно вошли в память, в душу, запомнились и стали любимыми, о них – разговор в следующих частях…
Ваш – В.Г.