* * *
Охотник за редкостной тварью любой
Поймал и меня в свои певчие сети.
Поймал — и пускай, я смиряюсь с судьбой,
Ан выпустит, все-таки, пустит на ветер.
И ветры вокруг хороши и свежи...
Ты слишком любила неистовый ветер,
Сметающий стежки, межи, рубежи,
От старости, что ли, так хочется в сети?
И сеть абажура, и сетка в окне,
И сеть кровеносных сосудов под кожей...
Да что ж это так занеможилось мне?
А он этой блажи потворствует тоже...
И струн его все восхищенней рассказ,
(Страницы всех стран просто стелются сами.)
В авоську тех слов, под сетчатку тех глаз
Попали мы все заодно с небесами.
* * *
А ведь скажут потом — заарканил, подлец...
Ведь пуглива была, словно дикая тварь,
Как в заснеженных дебрях полярный песец.
А ему твои дебри, что школьный букварь.
И повадки он знает пугливых зверей,
И богемных девиц роковую игру…
Только я никого не встречала добрей,
Ни в лесах, ни в горах, ни в скитах, ни в миру.
Ни в заснеженных дебрях, ни в райском саду,
Ни в классических книгах, ни в собственном сне,
Я такого нигде никогда не найду.
Потому этот бред и простителен мне.
* * *
«А не подпалишь усы медведю
Он тебя и мертвый навестит...»
И тогда услышат все соседи,
Как охотник беспокойно спит.
И тогда охотникова баба,
Испросив шамана, иль сама
(В полнолунье это делать надо)
С мертвым зверем говорить должна.
Мертвый зверь опаснее живого,
Он уже привычен умирать.
Главное найти такое слово,
Чтоб медведю женщину понять...
Выйдешь так в Москве кромешной ночью
Где тут полюс? Где тут океан?
Без тебя никто не скажет точно —
Город словно бесом обуян.
И когда, умаявшись, сама я
Сплю под всхлипы зимнего дождя,
Мне с небес Медведица Большая
Шепчет в ухо:
— Слушаю тебя...