У. Е. Образцовой посвящается
Мне от прошлого не деться
в мыслях никогда -
инсталляции про детство
вижу там всегда.
На Советской,113,
там, где частный Бийск,
сны давно мальчишке снятся
под мышиный писк.
В нашем доме все уснули.
За окном – ни зги.
Бодрствует лишь баба Уля –
вяжет мне носки.
Снова бабушке не спится.
Видно, ноет бок…
Но мелькают быстро спицы,
вертится клубок.
Круговертью ловких ручек
новый ряд начат.
Я – ее любимый внучек
из шести внучат.
Для неё я – мальчик дивный:
знаю «дважды два»…
А ленюсь - «хохол противный»,
«глупая мордва»!
Говорила: «Там, в России…
Ты же – сибиряк!».
Вспоминала, как сносили
ссыльный их барак.
Золото в Катуни мыла,
чтоб снести в Торгсин…
Очень бабушка любила
модный крепдешин.
Изведёт с десяток шпулек,
выдержит фасон
мастерица баба Уля...
Ну, какой тут сон?
Вот и утром дочке Зинке
надо платье сшить.
Застучит машинка «Зингер» -
как-то надо жить.
Всех обшить, обмыть, обгладить,
оптом обвязать…
Трёх зятьев обиды сгладить.
Что с них можно взять?
В праздник сядут возле стенки
за столом одним –
Степурко, Смирных, Штаненко –
и пускают дым.
Кто-то с детства курит «Приму»,
кто-то «Беломор»…
Кучу родственников примет
бабы Ули двор.
В дни рожденья, в выходные,
чтоб сюда поспеть,
мчались дружно к ней родные
свои песни спеть.
Помню, выйдя на крылечко,
пели мужики:
«Ска-ти-лось ко-леч-ко
со пра-вой ру-ки!».
Женщины им подпевали,
душу теребя…
Баба Уля, перестали
петь мы без тебя.
Видимо, в себе убили
это естество.
Не поэтому ль забыли
кровное родство?
В церкви я поставлю свечку,
слыша вдалеке:
«За-би-лось сер-деч-ко
о ми-лом друж-ке!».
2014 г.