Дайте, ну дайте помечтать…
Октябрь, 1988 год.
Грузия, Цулукидзе. ГКО
Помогаю разбирать книжное хранилище Наташе Грачевской.
– Вот смотри, какая книга! И весь переплет сожран мышами, – подав мне большое яркое издание, говорит она.
Я читаю название: «Иконопись».
Да, действительно красивая книга. Любопытно. Сажусь в кресло и принимаюсь ее листать: Богородица, Спас, Николай Чудотворец, Сергий Радонежский, Серафим Саровский. Здесь собраны все христианские иконы. И вдруг я вижу икону. Воин-всадник, поражающий змею. Я помню ее. Сразу узнала. Да, это именно она, та икона – Святой Георгий Победоносец. Внимательно разглядываю ее. И мне вспоминается Волга, дом у дороги, бабушка…
…Однажды я проснулась от разговора нескольких женщин. Было позднее утро. В кухне пили чай монашки. Они нередко приходили к моей бабушке, и она угощала их смородиновым вареньем, овсяным печеньем, бубликами, заваривала душистый чай и вела с ними беседу. На этот раз она рассказывала монашкам, что внучка три раза переболела пневмонией и опять всю ночь прокашляла.
– Не знаю, что мне и делать? – сокрушалась она.
– Ты бы, Шура, сходила в церковь, помолилась и поставила свечку. Бог милостив, сжалится над внучкой и ниспошлет ей здоровья и благополучия, – посоветовала немолодая монахиня.
– Попроси покровительства у святого. Помолись Серафиму Саровскому. Я люблю Серафимушку. Ой, как люблю! Молюсь ему, а на душе легко делается, – мягко пропела вторая женщина.
– Не хожу я в церковь и в Бога не верю. Я только Богородицу люблю. Вы помолитесь за меня и за внучку, свечи поставьте, я вам и денег дам, – попросила их бабушка.
– Да ведь надо, чтобы ты сама к Богу пришла. Мы-то за тебя молимся. Да надо, чтобы твоя душа к Богу потянулась.
– Некогда мне. Сегодня срочно платье дошивать надо. Зоя в обед уж примерять придет. А у меня оно и не сметано еще. Как раскроила вчера, так и лежит. Руки никак не доходят. Срочно, прямо сейчас начну его метать.
Бабушка подарила им баночку грибов. Монашки начали одеваться.
– Дак, Шура, когда нам теперь приходить? К какому числу будет готово? – спросила немолодая монашка.
– Как только сошью Зоино платье, так и возьмусь за ваши рубахи. Я их вам быстро сострочу. Через неделю приходите. Все будет готово.
Бабушка вошла в комнату и положила на стол сверток. Из него торчала белая байка.
– Бабушка, отведи меня в церковь, я сама свечку поставлю. Может, меня и правда святые пожалеют, – бойко попросила я.
– Сегодня некогда. Работы много. Завтра пойдем. Печь истоплю, и пойдем с тобой в Борщино. Там есть церковь, и Валю проведаем заодно. Давно я ее не видала. Как она поживает? Отпустила ее хворь? Или так и мается с поясницей?
На следующий день, когда печь была истоплена и заслонка до конца задвинута, мы с бабушкой начали собираться.
– В храм надо ходить нарядными, – сказала она. И достала из шкафа новое байковое платье и надела его на меня. А себе вытащила из ящика новые валенки. Заплела мне косицы, повязала белый платочек, сверху надела цигейковую шапку, застегнула пуговицы на шубке и крестом перевязала пуховым платком. Рот завязала шарфом. Мы вышли на улицу. И живо зашагали в сторону Борщино. Морозно. Снег скрипит под ногами, а изо рта идет пар. Белая, с золотыми куполами, церковь медленно приближалась к нам. Дошли, немного устав. Обмели валенки веником, лежащим на крыльце. Открыли тяжелую дверь и вошли внутрь. Церковь небольшая. Чисто выбелена. Слева от свечной лавки жарко топится печь. Она сделана прямо в стене, обита темным железом и выдвигается полукругом. Бабушка сняла с меня платок и шапку, расстегнула пальто, пуховые варежки ос-тались на продернутой через вешалку резинке.
Из свечной лавки вышла стройная женщина в длинном тем-ном платье и меховой безрукавке. Она обрадовалась нам и обняла бабушку. Женщины улыбались, искренне радуясь друг другу. Мне же протянула просвиру и две конфеты «Клубника со сливками».
– Шура, милая, хорошо, что ты пришла. Я к тебе собиралась, – сказала женщина из свечной лавки.
– Да вот внучка попросилась в церковь. Просит свечку поста-вить. Опять заболела. Кому надо ставить-то? – спросила ее бабушка.
– Дак святость она сама поманит человека, тем более дитяти. Пусть Ларисочка сама выберет. Кому захочет, тому и поставит, – мягко, напевно сказала Валентина. Мне очень понравилась эта женщина. Она была доброй и не нравоучительной.
– А здесь где можно ходить? – спросила я.
– Везде ходи, смотри, выбирай, – ответила Валентина.
– Только в алтарь не ходи.
– А где он? – спросила я.
– Видишь прямо резные двери, вот туда нельзя.
Я кивнула и отправилась выбирать икону. Святого, который, по-моему убеждению, должен пожалеть меня.
Бабушка разговаривала с Валентиной, а я слушала их диалог. Их голоса в церкви звучали по-особенному. И привычная тема разговора приобрела новые, таинственные краски.
– Шура, у меня сын вернулся из армии, и скоро будет свадьба. Мне нужно нарядное платье. Ты сошьешь мне к двадцатому января? – обратилась к бабушке Валентина.
– А невеста-то кто? Чья будет? – спросила Валентину бабушка.
– Танюшка Точилина.
– Хорошая девушка. Знаю. Медсестрой у нас работает. Ласковая такая.
– Шура, а сколько мне на платье надо? – снова спросила Валентина.
– У нас в сельпо, у Зины, есть шерсть с лавсаном серого цвета. Ширина у него большая, хорошая. Ты купи два двадцать. Я тебе сошью нарядное платье, – пообещала бабушка. – Сбоку отрежу на рукава. Хватит и на хлястик. Сделаю тебе шелковый отложной воротничок, мягкие петли. Купи пуговиц. Девять впереди, по две на рукавах и две сзади, на хлястик. Возьми две про запас. Вдруг потеряешь. У Зины и пуговицы есть. Раз воротничок белый, то и пуговицы возьми беленькие перламутровые. Свекровь – всех кровей кровь. Должна быть благородной, – заключила бабушка.
Слово «благородство» означало для бабушки высшую степень ответственности и похвалы. Я подошла к бабушке и сказала, что нашла святого, который меня пожалеет. Она держала в руке две свечи.
– Ну, веди, – отозвалась она.
Я подвела ее к иконе, которая мне понравилась больше всего. На ней был изображен прекрасный всадник на белом коне. На нем развевалась ярко-красная накидка. В руке он держал копье, которым поражал змею. Лицо светлое, волосы волнистые и ясные серые глаза.
– Вот ему поставь, бабушка. Он меня пожалеет, – негромко сказала я.
– Лара, ты не знаешь и потому неправильно выбрала икону. Это – Святой Георгий Победоносец. Ему ставят свечи, когда провожают парней в армию. А ты девочка…
– Он пожалеет. Посмотри, какой он красивый, – пыталась возражать я.
– Пойдем, – скомандовала бабушка. Она подвела меня к Богородице.
– Вот смотри, Богородица Казанская. Она наша покровительница. Давай ей поставим.
– Нет, – тихо возразила я. – Не пожалеет.
– Почему? – искренне удивилась бабушка. – Богородица всех жалеет.
– А меня не пожалеет, – вздохнув, прошептала я.
– Да что ты, Лара! Дитя пожалеет. Как она может не пожалеть хворое дитятко?
– Погляди, какая она невеселая. Да и у нее свое дитя. Ей не до меня, – наблюдательно отметила я.
– Давай поставим Христу, – предложила бабушка.
Я боялась подойти к распятию и ответила, что не пойду.
– Разве можно просить жалости у того, кто сам еле живой? Мне его самой жалко, – аргументировала я.
– Давай поставим «Всем Святым», – снова предложила бабушка.
– Нет, – сказала я. – Нельзя просить у всех разом. Все забудут, потому что будут думать, что другие помнят. Некоторый жизненный опыт у меня имелся.
– Бабушка, давай поставим к той иконе. Воин меня пожалеет, – почти слезно попросила я.
– Пойдем, – не стала возражать она.
И мы направились к Святому Георгию Победоносцу. Свеча горела ясно.
– Ну, проси его, – сказала бабушка.
Я не знала, как просить, и не умела молиться. И просто глядя в глаза прекрасному всаднику, я тихо прошептала: «Вы такой красивый и сильный. Пожалейте меня. Я больше не хочу болеть и плакать».
Детские воспоминания лились чистым светом. Пальцы легко скользили по гладкому листу. Я бережно гладила изображение, а книга пахла мышами и пылью.
Меня прервал голос Наташи…
– Слышь, Ларис, ты в курсе, что приезжала комиссия из штаба округа? Пришли ко мне два майора. Говорят, мол, покажите формуляры. Хотим посмотреть, что читает офицерский состав. Первым взяли формуляр начальника штаба. Открыли. А там! «Незнайка на Луне», «Сказки Бажова», «Учимся мастерить». У них и глаза на лоб вылезли. Я им говорю, что это он для сына взял. Они мне в ответ: «А сам что читает? Подшивку «Крокодила»?» А я им открываю формуляр Рослякова. А там: Бунин «Окаянные дни», Солженицын «В круге первом», Булгаков, Зощенко, Солоухин…
– Наташа, а ты веришь, что боги могут спускаться на Землю?
– Н-нет, – ответила Наташа.
– А ко мне спускался Георгий Победоносец.
– Ты с ума не сошла?
– Нет. Как видишь…
– Ах, маменька, дайте, ну дайте помечтать, – посмеялась Наташа, изобразив Бальзаминова. Мы недавно еще раз посмотрели этот фильм. И были под впечатлением.
– А ты послушай, Наташа, я тебе сейчас все расскажу.
Наташа притихла. Она умела слушать.
– В легенде, описывающей эту икону, – выслушав меня до конца, сказала Наташа, – сказано, что воин Георгий спас плачущую девушку, которую отдавали в жертву чудовищу, живущему в озере.
– Значит, я не зря выбрала именно Георгия Победоносца тогда, еще в детстве?
– Значит, не зря! – многозначительно кивнула Наташа
Продолжение здесь: http://www.stihi.ru/2015/02/14/5210