В том городе, где древние часовни
бледнели под напором новостроек,
и море, обмякая, отступало
перед кричащим пафосом отелей;
в том городе, где марши заглушали
бродячих музыкантов на Приморском,
и площади злорадно обновляли
блакитно-жовтый цвет на триколор,
и кризис алчных лап не запустил
лишь в утлую татарскую корзину
с кинзой и яблоками на центральном рынке;
В том городе ждала чего (?) угодно:
свободных мест в троллейбусах, маршрутках;
паденья цен (как божеского чуда)
на ветхую недвижимость. Ещё
суббот бездельных с книгой на диване;
звонков от Макса Жукова.
Когда он,
кривляясь, декламировал стихи
московских именитых графоманов,
вставляя через слово «пидорас»
с французским изумительном прононсом,
я хохотала до горючих слёз.
Да. Да... ведь я ждала чего угодно…
но только не весны. Она вломилась
однажды в переполненный троллейбус.
Он стеклами натужно зазвенел,
как бьющимися вдребезги сердцами.
Весна ворвалась в залы филармоний,
потом прошлась по кладбищам татарским,
еврейским, русским,
польским и английским,
всем мирно спящим щедро рассыпая
подснежников и крокусов виньетки.
А я стояла посреди двора.
Растерянная, новая, чужая
сама себе.
Вдыхала влажный воздух,
и мне сосед, который на Майдане
средь беркутовцев был,
сказал, что скоро зацветут каштаны.
И, как мальчишка, покраснел смущенно.