Когда мне станком перерезало руку,
Заглохли моторы окрестной Вселенной,
И всё, что казалось игрой вдохновенной,
С тех пор вызывало унынье и скуку.
Я прятался в доме, подобно улитке,
Задёргивал шторы и спал беспробудно.
Пока разрушалось сознанье подспудно,
В одном находил утешенье, в напитке,
Который меня разрушал ежечасно…
И где-то, на самом краю подсознанья,
Шептал мне мой ангел какие-то знанья,
Но тратил усилия явно напрасно.
Да, я бы погиб, разложив свою печень,
Когда б не Настасья – добрейшая муза,
Пришла она в гости, чтоб тайну поведать,
Как сердце избавить от тяжкого груза.
И мы посетили питомник собачий,
Там бегало много лохматых созданий,
В глазах их маячил предел всех мечтаний:
«Возьми меня в дом свой! Я стану удачей!»
Я выбрал одну, что тихонько сидела,
Протиснув сквозь прутья лохматую морду.
Тогда, повинуясь небес септаккорду,
С собой её взял, и душа протрезвела.
Спасение было как чудо от джинна,
И, повременив, я назвал её –Джинна.
Газеты носила и с тапком играла,
Но часто без всяких причин убегала.
Потом возвращалась с обычной добычей:
Котёнок ослепший, побитая кошка,
Я часто на кухне сидел у окошка,
Гадая, с какой возвратится мурлычей?
Всех мурок кормил и лечил я исправно,
А Джинни от радости лаяла звонко.
Семь кошек и двадцать четыре котёнка,
Вот список неполный и вряд ли забавный.
Забыв инвалидность и бред суицида,
Я думал, куда же бездомных пристроить,
Как жизнь их кошачью получше устроить,
И таяла злоба, редела обида.
Так, доброе сердце обычной собаки,
Меня исцелило, меня изменило,
И дверцу в несметные клады открыло,
И вывело к свету, сквозь тьмы буераки.
О, Джинни, мой ангел, лохматый и верный,
Целитель от бога и кошек спаситель,
По тропам нетленного путеводитель,
Меня исцеливший от черствости скверны,
Спасибо, за доброе сердце, тебе!