Московская, уцененная осень -
поношенная позолота листьев в пятнах бензина -
просеменила по дворам, по гудящим улицам,
по разбросанным окуркам, банкам, мокрым картонкам
и потерялась между машин,
ничего не оставив в сердце.
Так те, что могли быть музами в иные, лучшие твои дни,
теперь просто пробегают по эскалатору в рабочий день
и исчезают в толпе -
незаметно и ненужно.
Теперь осень не отзывается в сердце музыкой.
В вое гудков, в шарканье скорченных пешеходов
уже не расслышать того, что когда-то шептал тебе ветер, шелестя листьями,
унося их с собой.
Унося твою молодость.
Нигде уже ничего не расслышать,
это сердце оглохло.
Как эти улицы, как этот задохшийся город.
И только скучный дождь день за днем бубнит по стеклу
унылым ремиксом навсегда забытых всхлипов.
Сегодня середина ноября, и на небе ясно.
Отчего-то тучи рассеялись.
И даже мелькнуло солнце.
Последний осенний луч
подсвечивает прощальную синеву над очумелой Москвой,
подсвечивет зардевшие деревья у тротуаров в лохмотьях последних листьев
и это беспросветное полотно асфальта, и приоткрывшуюся даль перед ним.
Но закат подступает,
и осень давно на исходе -
с утра уже падал снег.
Почему вруг прочистилось небо? Зачем этот надсадный свет?
Зачем? если все уже сказано - не сегодня и не вчера. Даже не год назад.
Зачем эта осенняя синева в последний час перед закатом?
Словно смутное обещание, что что-то еще может произойти,
или, что хотя бы прояснится, про что все это было -
вся эта неказистая осень, эта стоптанная жизнь.
Но вечер спускается,
и уже ничего нельзя рассмотреть.
2012