И целый мир остановил свой ход на пару мгновений.
И целое солнце стало обыкновенным светильником.
И целое небо стало простым низким потолком.
И все эти люди стали лишь неуместным, нелепым фоном.
Всё, абсолютно всё за секунду кончилось и перестало существовать.
Осталась лишь эта музыка, как последний рубеж действительности.
Она доносилась эхом, разъедая/сжигая/переплетая тела и руки.
Медленно кружась декабрьским снегопадом, исчезаломенялосьпряталось то, что было так глубоко.
Вальсируя в такт движению планеты, понимание происходящего таяло на глазах. Мне оставалось лишь наслаждаться и наблюдать, как на пол падают черные одежды: её платье, мой свитер, её колготки, моя рубашка. За ними, звеня, россыпью падали серебристые кольца, металлические браслеты, золотистые цепи. В стороны летело нижнее бельё, её туфли, мои сапоги, остатки смысла. Не прекращая кружится, руками стягивалась с тел кожа, плавно оседающая на пол бесформенными тряпками. Губы жадно вгрызались в друг друга, стаскивали сухожилия на шее, плечах, руках. Остались лишь сплетенные в один причудливый силуэт каркасы двух людей, которые никак не могли разжать своих белых пальцев и оторваться от танца. Играя перебором по ребрам, они бросали в стены свои последние кости.
И за секунду все вернулось на свои места: солнце, небо, и люди, которые наблюдали разбросанную по задымленному помещению одежду и два повисших в воздухе кусками мяса сердца.
А потом и они упали, не прекращая вальсировать.