Ладакх
А взгляд останови на нем, на ней, да хоть на ком бы, –
в темно-зеленой шапке, одетой будто задом наперед,
идет ко мне и доливает кипяток, чтоб не кончалась томба.
Туч разрывается тряпье и надувает тента ромбы,
еще два перевала, самых горных, а там дорога в Ле попрет.
За столиком складным я от души накормлен, –
а заплатить кому? – не та, не та, не та.
« Какая разница, — себе скажу, — какая разница
остановлюсь на ком я». –
Я знаю, – правда жизни ей знакома!
Я знаю, – колит узкие глаза им пустота!
В ушах, ноздрях, и на зубах крупицы, –
что сыплется с меня песок, здесь соглашусь,
и не учует звериное нутро, и ненависти птицы
не совершат облет в пустыне горной «единицы», –
на отсечение мизинец дать не побоюсь.
Я знаю, говорю с уверенностью полной,
в Занскаре ветреном пустынном не грозит
стяжание ума, и страсть не пустит корни,
убережет нас от болезни горной
защитник Малого Тибета Ченрезиг!
А прошлое узнать ( моя – она моя рубаха ), –
вещь шитую по мне ( чтоб избежать слов: «случай», «фатум» ),
как на сезонной распродаже безумным взмахом,
одним движением руки из-под завалов барахла
ладакхский синий вытянуть кафтан!