I
Так бродить по холмам, через жёлтые гривы ковыльи,
над просевшей и хрусткой корой,
где река распростерла хрустальные крылья
сквозь века, вдоль равнины родной;
пить дороги и дальнего города шумы и гамы,
дым внимать потревоженных труб,
по оврагам сугробы размеривая слогами,
кожу слова дубить на ветру;
плавать лунною лодкой сквозь долгие зимы и лета
то в ледовых, то в тёплых волнах.
И не быть,
и не слыть,
и вовек не родиться поэтом.
Ни теперь, ни в иных временах.
II
Солнце черное кроны,
во мгле колебанье лучей
шелестит на случайном ветру –
путь замерзлый по склону;
озябшие руки речей
крутят ночи замедленный круг.
Молчаливая песня,
незримый светильник, и дом,
и постель, где укрыться вдвоем –
словно сеть редколесья –
заштриховано черным пером
небывалое солнце твое.
III
Идешь, и мыслится легко
дорогой мглистою полночной,
береза в небе над Окой
повисла струйкою молочной.
Хрустит опять в ногах ледок,
и тело бодро и бесполо,
и шумом ломких новых строк
молчанье внутреннее полно.
И воздух тонок, что слыхать,
как топят печи за Окою;
и доля томна и тиха.
Хоть только кажется такою.
________________________________________
Якоб Изакс ван Рёйсдал (1628/29 - 1682). Зимний пейзаж с мельницей