О себе скажу я только. Напишу письмо тебе я…
Знаешь, с детства я мечтала, так и выросла уже.
Из души моей ваяли эксклюзивную камею,
На болоте изумрудном средь гадюк и средь ужей.
Там, в болоте, раздышалась тяга к доброму, незлому,
Неспроста об этом Пушкин мне с Татьяной, говорил...
И душа, моя Камея, босиком шла из-под Пскова
Со щитом, с мечом, в кольчуге к Петербургу, на распил.
Полыхнуть вдруг небо может, да обрушиться грозою.
Не утрачу я при этом светлых мыслей о любви.
Не зомбирования цепи, а желание быть собою
Всё удерживает шоры, что сорвать давно могли.
Это только в кинофильмах можно петь и веселиться,
Обезболив переломы, снова к счастью поспешить.
Мне подскажут только ветры, как упасть и не разбиться,
И в душевных травмах здешних не кастрировать души.
Сколько лет иду по свету: по России и по миру,
А у нас всё же те же лужи, те же ямы и кусты?!…
Замочу я в лужах ноги, обустрою я квартиру,
Возводить не буду только золочёные мосты.
Не утрачу, не растрачу (тише едешь, дальше будешь)
Колокольный звон душевный, сохраню я и коня.
Псковский дар и дар Валдая не распилят, знают люди,-
И в Москве и в Петербурге, герб их твёрже, чем броня.
Позвоню я тихо-тихо, позвоню, а ты послушай.
Может, сил тогда прибудет без лекарств и докторов.
Жаль, анатомам бездушным, препарирующим души,
Колокольный звон по-русски не понятен на Покров.