Дружок, ты поймешь это поздно ли рано:
Как желтая губка в квадратных штанах,
Все мы проживаем на дне океана,
В воздушных живем мы с тобою волнах.
Печально поймешь, что мы — жители ила,
И с завистью новой посмотришь на птиц,
Которым воздушное море по силам
Проплыть, не найдя ни дорог ни границ.
Пойми и стремление в каждом увидь:
Порвать, растянуть притяжения нить,
Что есть, бросить здесь, только в иле не гнить,
Поймать в вышине той пьянящий поток.
Как тонущий Йона истошно желать
Пробить головою прозрачную гладь
И жадно вдохнуть, и дышать, и дышать...
Холодных небес бесконечный глоток.
От жизни очнувшись, отчаявшись, бредом
Себе объясняю все, что есть вокруг.
Мне смысл этой пьесы печальной неведом.
Гадать лишь и бредить могу я, мой друг:
Кто души сквозь воздух низверг в глубину,
В скафандрах из плоти обрек нас по дну
Брести и надежду иметь лишь одну,
Кто он, и каков, милосерден, жесток;
Что тянет нас вверх, заставляет желать
Пробить бесконечно далекую гладь
И сделать, не в силах дышать продолжать,
Холодных небес бесконечный глоток.
Я брежу сквозь жизнь, где-то брезжит ответ,
Зачем за рассветом встречаем рассвет,
За годом года — и так тысячу лет.
Я, кажется, понял, но знаешь, дружок,
Хочу и сейчас, как тогда, два крыла,
Не важно, замерзнуть, сгореть ли дотла,
Но сделать в глухой вышине, что звала,
Холодных небес бесконечный глоток.