Вот зал опустел. Тихо плачет старушка –
Что лишь пережила за долгий свой век,
Но чтобы Святое держать за игрушку –
До дерзости крайней дошёл человек.
Гуляют ветры по песках Палестины,
Дыханием знойным стирая следы
От стоп к нам пришедшего Божьего Сына,
Подателя животворящей воды.
Источник Сей вечный, простой и доступный,
Он был, есть и будет для всех до конца.
Но мир отвернул от Него взор преступный –
Растрескались рвами от суши сердца.
Любовь испарилась. Она улетела,
Забыта, унижена, в даль-небосвод.
И нет никому до Неё больше дела,
Никто в камень-сердце Её не зовёт.
И всё потому, что в сердечных пределах
Другая заняла Любви светлый трон:
Там чувственность низкая гордо засела
И мир превратила в великий притон.
На узких дорогах людей очень мало.
С широких идёт омерзительный смрад:
Там словно скотину под звоны кимвалов
Растленье ведёт человечество в ад.
С дороги несутся их музыки звуки,
Там смерть сочиняет – иссохшая кость.
В них скорбь и унынье, душевные муки,
Конвульсии, тремор, бессилие, злость.
Так люди идут без стыда и надежды,
Желая всё больше себя обнажить,
Забыв, что дал Бог первым людям одежды,
Веля в чистоте, целомудрии жить.
Ветры-суховеи в глаза пыль бросают
И ветроученье слепым подают.
Слепые ликуют – так уши ласкают
Науки все эти, куда-то ведут.
Куда? – Знает лидер. Кто лидер? – Маммона.
Ей в жертву приносит себя человек.
Шагает куда-то незрячих колонна,
Слепой не увидет и Бога вовек.
На мир сей смотреть сердце Божье устало.
Но от христиан где святой фимиам?
На узких тропинках их мало, так мало,
Они по широких шагают, на срам.
Там сам для себя человек стал кумиром,
Готовый подставить свой лоб под печать.
Идут христиане нога-в-ногу с миром,
В толпе огалтелой их трудно узнать.
Лишь разве по криках «Бог смотрит на сердце».
Ему интересно ль на порчу смотреть
И что Благодать держат как полотенце,
Чтоб грязную душу свою подтереть?
Гуляют по миру ветры вражьи злые,
Желают изгладить Христовы следы
И гонят людей, словно тучи немые,
В противника Бога Святого ряды.
Но конь уж оседлан и поднято знамя,
Дверь неба открыта, Наездник – в седле.
И скоро, так скоро сожрёт Землю пламя,
Но прежде подхватит своих Бог к Себе!...
Когда-то – старушка, тогда – молодая,
Забудет все слёзы, земные года:
Утешится сердце её в брамах рая,
И будет так вечно... Всегда... Навсегда!