А вслед за бронзовым приходит электронный,
сверкающий, как ландыши в росе,
и ты сдаешь поэзию экстерном
вертлявой лупоглазой стрекозе,
зависшей над шедевром мимикрии –
над жизнью, опрокинутой в слова,
чей смысл – быть обнаруженной другими
и ускользнуть, не пойманной едва;
уклончиво метнуться от ладони,
сместиться лаконично вверх и вбок.
Изобретай же радугу, дальтоник,
пока она не вспыхнет между строк
внезапно, самостийно, чудосветно –
совсем не там, где ты предполагал,
где ты подстерегал в себе поэта,
систему линз настроив и зеркал.