как насуплено жмется к кормушке замерзшая птаха,
как старательно нас пытается спрятать снег,
так и я прижимаю, отчаянно прячу собой, рубаху,
твою старую, в клетку, что пахнет тобою на грех.
мы чертовски похожи с ней, разного только цвета,
ты ее уходя оставил в куче тряпья,
и осколками разлетелась рубашечная планета,
как осколками разлетелась тогда моя.
и болит каждой клеткой тело мое, и клетка
яркой ткани болит не меньше в тоске такой,
ты на нас отпечатался, черная страшная метка,
ты уже никогда-никогда не вернешься домой.
ты уже никогда не оденешь ее украдкой,
ты уже никогда-никогда не обнимешь меня...
она пахнет тобою, мучительно пахнет и сладко,
я не знаю кого ты оставил в куче тряпья -
эту старую, в клетку, дурную свою рубаху
или я там лежу, свернувшись и прячась в снег.
как насуплено жмется к кормушке замерзшая птаха,
так же к прошлому жмется оставленный человек.