Что-то бубнила себе под нос, горячо шептала,
прижимаясь к еловой щетине, к небритой родной щеке,
в рифму и невпопад - во сне, натягивая одеяло,
а чаще - по ходу дела, с поклажей и налегке.
Боялась не успеть сказать, боялась, что не расслышит,
не оценит запредельную преданность - те слова,
которые окрыляют, поднимают всё выше и выше,
оправдывают жар и трепет, возвращая на них права.
С теми, кто был со мной, с теми, кого любила,
с ветром балтийским, с рекой полноводной, с крутой тропой,
даже когда отворачивалась и молчала, я говорила,
думая, что с Богом, оказалось - сама с собой.